|
Александр, признанный и Русью и Ордой великим князем,
лучше других видел, как сильно изменилось само понятие его власти и какого
огромного труда стоило ему поддерживать относительное политическое единство
страны. Оно было насущно необходимо для обороны и для возрождения Руси. Если последствия
нашествия, пусть медленно, преодолевались, то где напастись серебра, мехов,
коней и прочего, что настойчиво требовал Каракорум, а сверх того тянул и свою
долю Сарай. И без того уже сколько лет «всласть хлеба своего изъести не можем».
Из житниц, клетей и амбаров уходит он купцам, а вырученное золото и серебро — в
Орду.
Правда, Золотая Орда начинала как будто незаметно
выходить из-под власти каракорумских императоров, «царей», среди которых не
стихали распри из-за того, кто займет трон мастера Косьмы. Очередной
золотоордынский хан Берке уже ввязывался в войны с другими ханами. К добру ли
это для Руси или к худу?
Орда ловко размывала основы суздальского
единодержавия, присвоив себе право назначать великого князя. Вместе с ханским
ярлыком Александр великий князь мог теперь распоряжаться полками других князей,
а также Владимиром, Костромой, Переяславлем, Нижним Новгородом и Городцом.
Обрел он и право на новгородский и псковский столы. Но что это за власть, когда
на шее сидит татарский баскак?
Киев стал отрезанным ломтем после похода Бурундая;
Смоленск тоже обособился и был в «воле татарской» еще когда наступал Куремса;
за Полоцк и Витебск приходилось вести трудную военно-дипломатическую борьбу с
Миндовгом.
О более отдаленных землях и говорить нечего. Потеряно
Причерноморье, Поволжье, оборваны пути на Кавказ, в Среднюю Азию, в Переднюю
Азию, разрушен Константинополь. Отдалилась Галицко-Волынская Русь. В Прибалтике
— немцы и датчане, в Финляндии — шведы, но все же суздальско-новгородские
полки, хоть с трудом, удерживают Карелию, Неву, Нарову, Псков. Путь в море не
закрыт.
И, однако, из его рук, год от года все заметнее,
ускользало руководство внешними отношениями, сношениями с Ордой и обороной
границ. Всплыли старые распри с местными боярскими гнездами. Сперва издавна
крамольные рязанские князья и бояре, а потом и ростовские и другие потянулись в
Сарай и Каракорум. Особенно угодничал ростовский Глеб Васильевич — «Сей от юности
своей, от нахожденья поганых татар и по пленении от них Русской земли, начал служити
им». Подкупом и низкопоклонством, женясь и братаясь, обретали такие. князья
самостоятельное право «знать Орду».
Среди князей — современников Калки и Сити — царил
разброд: распространилось «недоумение в людях»: одни, готовые было на отчаянный
риск, теперь смирились, другие и вовсе не хотели рисковать — жили сегодняшним
днем, грабили ближних, пировали, топя горе в чаре. Все — и князья, и бояре, и
люди духовные — вдруг стали ссылаться на давно известное на Руси в переводах
«Откровение», приписываемое епископу из Ликии Мефодию Патарскому (умер в 311
году), который-де предвидел «конец света», пророча гибель Византии под острием
меча народа «семени Измайлова», некогда загнанного библейским Гедеоном в
пустыню Ефривскую. Византия пала от меча других — латинских рыцарей, а вот Руси
так было уготовано пасть под саблей татар — новых из-маилыян.
Мрачной рисовал Мефодий судьбу поверженных.
«И не потому отдаст бог всю землю измаильтянам, что
любит их, но за беззаконие христиан. И никогда не было и не будет такой скорби,
как во время их господства. И вознесется сердце губителем; будут под ярмом их
люди, и скот, и птицы; спросят они дани себе и у мертвых, как у: живых; не
помилуют они нищего и убогого, обесчестят всякого старика и оскорбят, посмеются
они сияющим в премудрости».
Все до странности похоже...
«И будет путь их от моря до моря, от востока до запада
и от севера до пустыни Ефривской; и пойдут по тому пути в оковах старцы и
старицы, богатые и убогие, алча и жаждая, мертвых называя счастливыми.
Запустеют тогда города, истребится красота гор, земля наполнится кровью и
удержит свой плод».
Неужели нет надежды на конечную победу над Ордой? Ведь
не могли христиане не одолеть варваров. Но как? На кого надеяться?
На князей? Число княжений все растет, после нашествия
оно удвоилось — тверское, стародубское, суздальское, костромское, городецкое,
галичское, ярославское, белозерское, московское. Уже восемнадцать. Сколько их
будет еще? Какой оставит Александр Русь? Кто ее защитит?
Князья все перессорятся на другой день после его
смерти. Отец упорно, словно ничего не изменилось, оставался в опустошенном
Владимире. Он, его сын и преемник, делал то же, хотя уже нет ни сил, ни средств
восстановить былой блеск столицы. Годы власти не принесли богатства. Жизнь у
всех трудная — милостыни и на Руси и на выкуп из татарской неволи роздано
немало. Чтобы утолить корысть ханского двора, всего золота мира не хватит... И
где взять денег? Издавна считается: «Мужи злато добудут, а златом мужей не
добыти». А чем? Им землю подавай, а земля у бояр.
А что будет с семьей? Сейчас в доме покой, он всегда
гостеприимно открыт и для своих и иностранцев, одолевающих дальние пути, чтобы
решить с ним дела политики и торговли. Семья — это прежде всего сыновья, они
растут достойными людьми и уже получили уделы: новгородский наместник Дмитрий —
Переяславль, Андрей — Городец. Последнему, годовалому Даниилу, скоро постриги,
и перейдет Москва. Василий? Горько думать о старшем. Но ведь в большой семье не
без урода. Жена дала ому покой и счастье в семье. Родила пятерых детей... Пока
жив, она в почете — княгиня, а умрет муж — место ей готово — Княгинин
монастырь. Тут все просто: «Женам глава — мужи, а мужем князь, а князем — бог».
Там и похоронят рядом с дочерью Евдокией.
Примерно так мог рассуждать Александр. Потому и в его
«Житии» читаем отнюдь не обычные слова о том, что жил он, «не внимая богатьства
и не презря кров праведничю», был «милостилюбець, а не златолюбець, благ домочадцемь
своим и внешниим от стран приходящим кормитель».
|