Боярский совет согласился с князем. На тщательно
выбранном месте закладки, где трудился сам главный строитель-городовик,
Александр вручил ему установленную «Русской Правдой» подрядную куну (четверть
гривны). Княжеский тиун распорядился обеспечить артель зодчего хлебом, мясом,
рыбой, пшеном, солодом, брагой и овсом для коней. Киязь велел и городовику, и
всей его строительной артели возвести крепость быстро и укрепить ее, как это
делали в южной Руси: что незащищено природой, с напольной стороны оградить валами.
Доныне судьба была снисходительна к Верхней Руси —
враги на нее не нападали, а вся оборонная подготовка рубежа сосредоточивалась в
крепостях по торговым путям. От отечественных недругов — -князей, шедших с Низу
из южной Руси, новгородцы отбивались не столько мечами, сколько языками да
деньгами. Даже деды и прадеды Александра, суздальские князья, только грозились
напоить своих коней Волховом, а если и поили, то с разрешения бояр. Но времена
менялись. Городец должен был занять свое место наряду с Холмом и Моревой, между
Старой Русой и Великими Луками. По всей линии укрепления его сочетались с
болотами, лесными засеками.
Прошел положенный срок, и Александр, награждая
городовика княжеским пожалованием, мог быть доволен. Он получил отличную
крепость, окруженную земляным валом трехметровой высоты, с деревянной оградой и
стрелковыми площадками поверх него и рвом трехметровой глубины вокруг.
Славная крепость, ей сужден долгий век. Да и другие
срубленные здесь городки расположены так, что из них княжеские и новгородские
засады могут быстро прийти на помощь и Великим Лукам, и Старой Русс. Словом,
это оборона от Литвы. Она должна хотя бы отсрочить литовские вторжения.
Оборону Руси обеспечивают не одни крепости. В нее
втянуто все население приграничных земель — сел и погостов. Как-то среди многих
дел Александр разбирал жалобу, поданную крестьянами, населявшими Рожицкий остров,
что у западного берега Псковского озера. Крестьяне обвиняли соседний богатый
Спасо-Мирожский монастырь в захвате принадлежавшей им части приозерной земли.
Князь разбирал это дело совместно с псковским посадником Твердилом.
Крестьянские ходоки Лочко и Иван предъявили князю
«смердыо грамоту» на спорную землю. Основываясь, на ней, Александр окончательно
решил это дело в их пользу и в конце грамоты велел записать: «А боле тяжел
(тяжбы) не надобе». Сделал он это, надо полагать, не потому, что чтил закон,
тем более закон боярских республик (по опыту отца он знал, что еще не раз с
ними столкнется), или же любил смердов больше, чем монахов. Дело обстояло проще.
Псковское озеро — приграничное. На него уже не раз нападали соседи из-за
рубежа, и надо здесь оберечь поселения лично свободных крестьян, не придавленных
грабежом монастырской братии. Пригодится и добрая молва в народе о
справедливости князя, который «бедняка и вдовицу по Правде судил».
Александр посвятил свою жизнь непрерывному и трудному
служению отчизне. Он не соблазнится ни легкими решениями, ни доступными ему, но
гибельными для страны союзами. Кто знает, выпадет ли на его долю хоть один
спокойный год жизни. И сейчас, едва отпраздновав свадьбу и оставив в Новгороде
молодую жену на попечение своей матери, он должен думать о войне. И не ради
наживы, грабежа, а ради сохранения самого русского имени там, где оно еще не
было осквернено ни татарской кривой саблей, ни тяжелым рыцарским мечом.
Оберечь северо-западную границу — дело чести. Немецкие
крестоносцы готовили решительное вторжение на Русскую землю. Опасность
усугублялась тем, что на этот раз в походе участвовала и Швеция. Ее войско
первым двинулось в наступление на Русь. Шведское королевское правительство
решило направить флот не столько против финнов-емян, сколько против
Новгородской Руси. Слухи, дошедшие от беглецов из русского Поморья и от купцов,
обнадеживали короля. Он мог рассчитывать на захват Невы и Ладоги, а в случае полной
удачи — Новгорода и всей Новгородской земли. Да и вся внешняя торговля Руси на
северо-западе оказывалась в руках шведов. Заманчиво!
У Александра не осталось сомнений в том, что
выступление шведских крестоносцев согласовано с действиями ливонских рыцарей,
когда в 1240 году они вопреки обыкновению не зимой, а летом предприняли
наступление на Изборск и Псков.
Для похода на Русь шведский король Эрих Эрикссон
послал войско под предводительством ярла (князя) Ульфа Фаси. Здесь же был и
зять короля Биргер, позднее ставший ярлом Швеции. Шли в поход и епископы. Их
присутствие должно было прикрыть грабительский смысл похода разговорами о
просвещении русских «истинным христианством» — католичеством.
К походу привлекли также вспомогательные финские
отряды. Несколько неожиданными оказались в этом войске мурмане — норвежцы.
Политическое положение Норвегии и ее отношения со Швецией исключали
государственное участие норвежцев в походе, да и отношения с Русью не вызывали
необходимости таких действий. Швеция включила в свое войско отдельных
норвежских рыцарей. Вполне возможно, что норвежский король Хакон IV, который в
1237 году обязался идти с крестоносцами на арабов, вместо этого с разрешения
папы пошел воевать против северных «язычников».
Князь Александр Ярославич позаботился об обороне не
только западных, но и северных границ. Еще в 1239 году он установил тщательную
охрану залива и Невы. Здесь были низменные, сырые, лесистые, труднопроходимые
места, и пути шли только вдоль рек.
В районе Невы, к югу от нее, между Вотьской (с запада)
и Лопской (с востока) новгородскими волостями находилась Ижорская земля. Обитал
тут небольшой языческий народ — ижоряне. Их старейшина по имени Пелгуй (от
финского Пелконен) крестился, приняв имя Филиппа. Ижорская земля находилась под
надзором особого тиуна — судьи-наместника. Присылали его на охрану путей к
Новгороду с моря. «Стражу морскую» поставили по обоим берегам залива.
|