Чтобы понять тогдашнее отношение к «общедательному
долгу» смерти, современному человеку нужно проделать некоторую мысленную
«реставрацию», соотносящую жизнь и мировоззрение людей тех времен, Древние
жития нередко пишут об удивительных изменениям во взглядах взрослого человека,
пережившего смерть близких и утвердившегося в мысли о тщете Земной жизни.
«Скоропадущая плоть наша, — сказано в
«Изборнике», известном на Руси с XI века, — ибо сегодня еще растем, а
завтра гнием». В том же сборнике, продолжая мысль о краткости земного поприща
человека, книжник призывает: «Смерть поминай всегда, да та память научит тя
паче всех, како жить в малом сем времени…» Сделайся о людьми кротким, голодного
накорми, жаждущего напои, находящегося в темнице посети, видишь беду человеческую
— посочувствуй.
Никто не расскажет нам о детских переживаниях Рублева
перед лицом смерти, но древнерусская литература сохранила рассказ человека, с
пеленок воспитанного в тех же понятиях, что и Рублев. Древнерусский писатель
XVII века протопоп Аввакум Петров в собственном своем жизнеописании вспоминает
о первой встрече со смертью в детстве. Это была даже не человеческая смерть,
просто маленький мальчик увидел, как у соседа умерла какая-то домашняя
животина, «и той нощи воеставше, пред образом плакався довольно о душе своей,
поминая смерть, яко и мне умереть, и с тех пор обыкох по вся нощи молитися».
Кто знает, может быть, подобные же детские впечатления
Рублева легли в основание принятого им впоследствии решения «умереть для мира»,
стать монахом…
И еще одна выстраданная всей народной жизнью того
времени и оставшаяся раз и навсегда в сознании того поколения русских людей
мысль должна была стать основополагающей в личном опыте ребенка — велико зло от
разделения и ожесточения, царящего в отношениях между людьми, безмерно страдание
человека в мире, не связанном добром и взаимной любовью. Вырастая постепенно на
основе собственного страдания и сопереживания перед лицом страдания других,
поднимаясь впоследствии до высоких этических обобщений, этот опыт станет
жизненной сердцевиной искусства Рублева.
С детских лет чуткая и внимательная душа мальчика
видела и другую сторону — человеческое добро и самоотверженность: терпение в
скорбях, созидательный труд, которые противостояли хаосу и разрушению. Вставали
из пепла города и села. Москва строила впервые каменные стены Кремля. Люда
помогали находившимся в болезни и немощи. Кто-то воспитывал многочисленных
сирот. И как верный знак того, что дух народа, его нравственная сила не
сломлены, живут и живут «не единым только хлебом», — созидались все новые
и новые церкви. Летописи тех лет упоминают лишь каменные строения как наиболее
заметные сооружения в деревянной тогдашней Руси. Но и эти упоминания
встречаются не однажды за год.
В 1365 году «Алексей, митрополит всея Руси, заложи
церковь камену на Москве бывшие чюдо в Хонех архангела Михаила, того же лето и
кончана бысть». Церковь, ставшая впоследствии собором кремлевского Чудова монастыря,
столь известного в истории нашей страны, привлекала к себе всеобщее внимание не
только красотой белокаменной постройки, иконами лучших художников…
Среди преданий, записанных под 6 сентября в древних
Прологах — книгах для каждодневного чтения, есть рассказ многовековой давности
о чуде, случившемся в Малой Азии. В местности, называемой Хони, существовала небольшая
церковь, посвященная архангелу Михаилу.
В кремлевской церкви, посвященной «чуду в Хонех», рано
или поздно увидел Рублев большую храмовую икону с изображением этого предания:
крылатый архангел, который ударом жезла в землю отводит низвергающийся с горы
поток, направленный врагами христиан — язычниками в сторону одноглавой церкви,
напоминающей тогдашние русские белокаменные храмы.
Как многозначительное событие воспринято было на Руси
освящение московским митрополитом этого храма. Маленьким мальчиком мог слышать
Рублев разговоры взрослых о торжественном основании Чудовской церкви. Эти толки
и составляли насущные, живые веяния и интересы его современников. Древние
представления становились способом осмысления сегодняшних и грядущих событий.
Издавна почитался на Руси архангел Михаил как «страж града», покровитель
воинства и военачальников — князей, как защитник живых и мертвых от злых,
дьявольских сил. Потому именно и стояли у княжеских дворов, в кремлях Твери,
Нижнего Новгорода и Москвы архангельские соборы.
|