В то же время в расположенной ниже по течению Оки
Коломне был готов каменный городской собор в честь Успенья Богоматери, который
возводил на свои средства великий князь. И тут трудились художники. Для росписей
стен время не приспело, они должны были еще просохнуть. Но иконостасные и иные
иконы уже писались. Возможно, их создавала другая, чем в Серпухове, дружина
мастеров. Но не исключено, что, закончив в начале лета работы в Троицком
соборе, художники направились в соседний город. Правда, в то же лето уже готовая
Успенская церковь в Коломне рухнула: «падеся на Коломне церковь каменная, уже
свершения дошедши, юже созда благоверный великий князь Дмитрей…». Опыт
каменного строительства у москвичей был еще сравнительно невелик.
Исследователи рублевского творчества, особенно в
последнее время, склонны считать, что Рублев начал свой путь среди
великокняжеских мастеров. Если это так, то в 1380 году он был в Серпухове или
Коломне, а может быть, пришлось ему поработать в обоих городах.
В то лето движение огромного числа русских войск к
Дону навстречу Мамаю проходило именно в этих местах. К Коломне, сообщает
летописец, дружины великого князя подошли во второй половине августа. Здесь
коломенский епископ Герасим «благослови великого князя и вся вой его пойти
противу нечестивых». 20 августа войско выступило из города в сторону Серпухова
и остановилось в устье реки Лопасни, при впадении ее в Оку, собирая сведения о
движении врага — «переимая вести о поганых». Здесь произошла встреча с
дружинами Владимира Андреевича. В воскресенье, 24 августа, началась переправа
через Оку. «И внидоша в землю Рязанскую», и двинулись на юг, к Дону, навстречу
неизвестности…
И Рублев видел перед собой эти русские дружины. Конные
и пешие, шли десятки тысяч людей на одоление злой, враждебной силы. Шли,
приготовившись к смерти, очистив покаянием совесть. И все знали, что многим не
вернуться назад, там, где-то в степи, испив смертную чашу. О, как запомнятся
ему эти просветленные внутренним светом лица!
Рассказывали, что перед «походом великий князь
приезжал в Троицкую обитель на Радонежи ж Сергий благословил его на битву.
Известно было, что с русским войском идут на битву и два троицких инока. Иные
говорили, что была Дмитрию от Сергия послана в дорогу благословенная грамота, в
которой он писал, чтобы князь продолжал поход как задумал. «И да поможет ти Бог
и святая Троица…» — было напутствие старого игумена.
А дальше наступили дни тревожного ожидания. Гонцы из
войск, быстро движущихся на юг, привозили в московские города вести… 7
сентября, в канун праздника Рождества Богоматери, ночью русские начали «мосты
мостити через Дон и искати броды». А наутро, при восходе солнца, пал сильный
туман — «бысть мгла велика по всей земли». Об этом все, кто не был в походе, узнают
потом из рассказов уцелевших в живых. И о том, как встали русские за Доном, в
устье Непрядвы-реки. Множество было соединенной силы русской. Велика была и
вражеская рать — татары, фрязи — генуэзцы крымских причерноморских городов,
ясы, черкасы…
Будут рассказывать вернувшиеся, а из этих рассказов
попадет в летописи, о словах великого князя своим воинам, сказанным будто бы
еще в Москве: «Да пойдем противу нечестивого сего и темного сыроядца за
правоверную веру христианскую и за святыя церкви и за вся християны!»
«И бысть сеча велика, яко от начала не бывала такова
сеча князем русским». Не на жизнь, а на смерть бились русские полки. И земля —
покрыта была трупами — «много побьено християн от татар и татар от християн».
Дрогнули татары и неготовыми дорогами бросились назад в степь. Велик был список
русских князей, бояр, воевод, что погибли в сече. Но не исчислить простого
люда, павшего на поле Куликовом, «множества их ради, многи бо избиени быша на
брани той…».
Не забыть было современникам, как возвращалось назад
русское войско, везя в телегах погибших, чтобы схоронить их в родных местах.
Как шли победители, израненные, измученные. Радостна была скорбь, и скорбна
была радость великой той русской осени! И звон соборного колокола в тумане, и
пение благодарственных молитвословий из распахнутых, дверей церквей запомнит
Рублев. В летописи сохранится рассказ, как входили великокняжеские дружины в
Москву «с пением стихов богородичных и мученических».
Эти впечатления художника-юноши на пороге зрелости
навсегда определяю его глубокое преклонение перед высотой человеческого
подвига, жертвой во имя общего дела Глубоко отличается настроения этого времени
в будущих творениях его искусства.
|