Историкам искусства представлялось теперь самым важным
определить дату их создания и тем самым место в творческой биографии художника.
Сначала эта задача казалась несложной. Найденный близ звенигородского Успенского
собора деисусный чин должен был быть написан для этого храма вскоре после его
постройки. Но тут-то и таилась первая трудность. Время построения соборной
звенигородской церкви не отмечено ни одним документом. Споры о ее датировке то
утихали, то вновь вспыхивали в среде историков. Точной даты не установлено до
сих пор, хотя целый ряд косвенных данных говорит, что церковь князя Юрия
Дмитриевича украсила собой полученный ям в удел Звенигород где-то очень близко
к 1400 году.
В таком случае, что же перед нами — самые ранние из
известных сейчас икон художника, старейшее его творения? На этот вопрос
современное искусствоведение не решается дать положительный ответ. Иконы из
Звенигорода созданы в пору высокой творческой зрелости. Самобытность художника
выявилась здесь очень ярко, в большей степени, чем, например, в иконах праздничного
ряда Благовещенского собора Московского Кремля.
Правда, работа там с такими зрелыми мастерами, как
Феофан или Прохор, могла отпечатлеться слишком сильно на манере мягкого, не
склонного к утверждению собственной творческой воли, самого младшего из трех
мастеров Андрея. К тому же дата иконостаса московского придворного собора,
несмотря на летописное указание под 1405 год, не абсолютно достоверна из-за
подробного свидетельства тех же летописей, что рублевские произведения сгорели
во время пожара 1547 года.
Возможность создания Звенигородского чина около 1400
года как будто бы подтверждалась и архаическим типом этих икон. Здесь деисусные
изображения не ростовые, как в Московском Кремле, владимирском Успенском соборе
и в иконостасе Троице-Сергиева монастыря, а поясные. Они подобны самому
древнему из сохранившихся на Руси многофигурных деисусных чинов, который
находился в Серпухове, в Высоцком монастыре (в письменных источниках XVII века
имелись сведения, что этот деисус был прислан в серпуховский монастырь из
Константинополя в 1380–1390-х годах).
Но идее о раннем происхождении Звенигородского чина не
суждено было надолго утвердиться в науке. Оказалось, что этот чин, если
реконструировать его в полном виде… не мог вместиться в звенигородский собор!
Состав икон в деисусном ряду иконостаса всегда постоянен. Помимо сохранившегося
«Спаса», слева и справа от него (если считать от зрителя) должны были быть изображения
Богоматери и Иоанна Предтечи. Наличие образа архангела Михаила предполагало
симметрично расположенную парную ему икону архангела Гавриила, равно как и
образ апостола Павла говорит о том, что в этом деисусе непременно находилась
икона Петра- Размеры этих больших икон свидетельствуют о том, что семифигуршай
деисус для звенигородского собора был слишком велик.
Поэтому взоры историков искусства обратились к другой
местной церкви — собору расположенного в окрестностях города
Саввино-Сторожевского монастыря. Этот белокаменный собор, близкий по своим
архитектурным формам к Троицкому в Сергиевом монастыре, был построен также
князем Юрием Дмитриевичем. Но сохранившиеся здесь фрагменты первоначальных
фресок оказались более поздними сравнительно с рублевской эпохой, а обмер дал
те же результаты, что и в церкви Успения на Городке — чин не мог бы разместиться
и здесь.
Тогда на научном горизонте появились еще две гипотезы
о возможном происхождении звенигородских шедевров. Первая из них основывалась
на многочисленных случаях передвижения произведений искусства, их, говоря языком
науки, миграции иногда на весьма значительные расстояния. Рублевские творения
тоже могли передаваться, перевозиться с одного места на другое. В середине XVII
века к Саввину монастырю было приписано двенадцать обедневших обителей. Одна из
них могла передать обветшавшие, поврежденные во время событий Смуты древние
иконы в богатый, покровительствуемый царями древний монастырь для починки и
сохранения. Историками искусства называлось даже конкретное место вероятного их
происхождения — московский Воскресенский Высокий монастырь на Тверской улице,
который был в 1651 году приписан к Саввину. Но никакими доказательствами эта
гипотеза не была подкреплена. Сведений, прямых или косвенных, которые бы
говорили о работе Рублева в какой-либо из этих приписных обителей, сейчас не
существует, а надежда на их появление очень и очень маловероятна. Гипотеза эта
не способна, во всяком случае сейчас, вывести на какой-либо конкретный путь
поиска.
|