Иное решение вопроса позволяет не отрывать
происхождение чина от Звенигорода. Не были ли иконы написаны для деревянной
монастырской церкви Рождества Богоматери, на месте которой позднее был возведен
белокаменный храм, а потом переданы в расположенную неподалеку церковь Успения
на Городке? Первоначальная деревянная церковь могла быть больших размеров, чем
последующая каменная. Но если даже она и не превосходила «величеством» будущую
каменную, то, будучи бесстолпной, вмещала в себя больше икон. Ведь древние
иконостасы в каменных храмах размещались между столпами так, что столпы,
расписанные фресками, не загораживались, оставались открытыми. «В настоящее
время, — пишет один из последних обращавшихся к этой проблеме
исследователей, — это единственно приемлемая гипотеза, которая связывает
Звенигородский чин с конкретным архитектурным памятником».
Но дает ли она, эта гипотеза, более или менее точную
дату создания икон? На первый взгляд да. В 1398–1399 годах Савва пришел из
Троицкого монастыря в звенигородские пределы. 3 декабря 1407 года он скончался
в устроенном уже монастыре. Следовательно, 1399–1407 годы и могли ограничить
хронологические рамки работы здесь Рублева. Однако 1399 год вряд ли стал
временем ее начала. Очень маловероятно, что строительство большого деревянного
храма, для которого мог быть написан иконостас, началось сразу после прихода
сюда бывшего троицкого игумена. Не так обычно созидались в те времена
новоначальные русские монастыри. У их истоков стоял большой деревянный крест,
малые кельи да скромных размеров «клетская», с избу величиной, церковка,
которую можно было построить в несколько дней. И не с написанных знаменитыми
художниками иконостасов начиналось украшение таких церковок, а с нескольких
самонужнейших принесенных или пожертвованных икон.
Если к тому же принять во внимание время, необходимое
для постройки большого деревянного храма, то начало работы Рублева над
Звенигородским чином отодвинется еще дальше от 1399 года. Не следует также
считать, что 1407 год — верхняя из возможных дат. Никаких сведений о том, что
иконы писались при жизни Саввы, не существует. Есть данные, что Савва успел
построить деревянный собор, а каменный возводился в 1420-х годах. Между
собором, созданным при основателе монастыря, и каменным собором 1420-х годов
могли быть и промежуточные храмы, так как постройки из дерева часто горели. Возможно
также, что иконостас был написан для другой деревянной церкви того же
монастыря. Так что, строго говоря, «монастырская гипотеза», самая вероятная из
существующих, должна датировать чин от первой половины 1400-х до 1420-х годов.
Собственно, исторические данные оказываются не в силах указать более
определенную дату.
Если бы сейчас сохранились все или большинство
произведений, созданных художником, можно было бы представить картину его
творчества с большой долей точности. Однако и малый набор аналогий дает
возможность утверждать: звенигородские иконы созданы близко по времени к
владимирским фрескам 1408 года.
Некоторые фрески владимирского Успенского собора
кажутся эскизами, набросками, легкими и блистательными к тем удивительным по
красоте и высоте образам, которые воплотились в трех иконах звенигородского
происхождения. Вызревший интерес к духовному «портрету», внутреннему миру человека,
представление о высокой его идеальности нашли законченное воплощение в
невероятной силе и красоте живописи Звенигородского чина. Это итог, итог долгих
раздумий и поисков, художественных и духовных. У многих исследователей
наметилась склонность датировать чин 1410-ми годами после Владимира и перед
работами в Троицком монастыре в 1420-х годах. Такой вывод не входит в
противоречие с построениями исторического характера.
Принимая «монастырскую версию» как наиболее вероятную,
мы можем мысленным взором представить себе инока Андрея, уже пятидесятилетнего,
летним вечером при солнечном закате, на открытой паперти-галерее только что
срубленного из золотистого дерева монастырского храма. В этот вечер, усталый и
сам потрясенный, мастер отложил кисть — в вечер, когда окончена была икона
Спаса…
Рублев избрал для звенигородских икон очень большой
размер. Поясные изображения получились превышающими человеческую меру. Это
позволяло увидеть из любого места храма, где бы ни стоял человек, смысл,
настроение, вложенные художником в написанную икону. В самой избранной на сей
раз Рублевым величине ликов видно желание многое сказать людям именно через
лицо, показать открыто и ясно внутреннее состояние образов. Художник готовил
встречу лицом к лицу своих современников и жителей вечного мира.
|