Выход из создавшегося положения Нил Сорский видел в
переводе монашеской жизни в русло «скитского жития». Побывав на Афоне, изучив
практику древних синайских монастырей, Нил пришел к выводу, что только
немногочисленные, по 2—3 человека, сообщества иноков могут жить в обстановке
братской любви и подвижничества. По сравнению с казарменными порядками в киновиях
обитатели скита пользовались гораздо большей личной свободой. Они могли иметь
кое-какую собственность, продавать плоды своего рукоделия, нанимать работников
для мелких нужд. При этом «Устав» Нила Сорского категорически запрещал принимать
крупные вклады и пожертвования, использовать труд зависимых от монастыря
людей. Нил отрицал необходимость раздачи милостыни, содержания нищих, так как
именно это служило оправданием монастырского стяжательства. В итоге скит Нила
Сорского оказывался полностью самостоятельным по отношению к «миру». Это
давало возможность без помех приступить к главному для монаха занятию:
«внутренней молитве», «умному деланию», нравственному очищению.
Стройная и по-своему красивая утопия Нила Сор-ского не
изменила основного направления развития монастырской жизни на Руси.
Второе поколение нестяжателей оказалось несравненно
более практичным и политически активным, чем первое. Наиболее ярким его
представителем стал Вассиан Патрикеев. Сосланный в конце 90-х годов в Кирилло-Белозерский
монастырь, князь Василий Иванович Патрикеев, отпрыск знатной боярской семьи,
лет десять спустя вернулся в Москву в монашеском обличьи. Во время своей
ссылки он познакомился с Нилом Сорским, увлекся его идеями. Поселившись в
московском Симоновом монастыре, Вассиан жил открыто, принимая посетителей. Сам
великий князь Василий прислушивался к его суждениям.
Не слишком увлекаясь проблемой оптимального устройства
иноческой общины и вполне равнодушно относясь к мистике и «умному деланию», Вассиан
сосредоточился на критике Иосифа Волоцкого и его последователей. Вместе с
приехавшим в Москву в 1518 г. афонским монахом Максимом Греком Вассиан
перечитал множество старинных актов, церковно-юри-дических сборников, «Кормчих»
в поисках доказательств незаконности «владения селами». Максим предоставил
Вассиану уточненные переводы греческих оригиналов многих канонических текстов.
Свои взгляды на монастырское землевладение Вассиан
настойчиво внушал Василию III. «Аз великому князю у монастырей села велю
отъимати»,— откровенно признавался он.
Вассиан сочувствует тяжелому положению крестьян,
живущих на монастырских землях. «Сребролюбием и алчностью побежденные, братьев
наших убогих, живущих в селах наших, различным образом оскорбляем, запросами
неправедными притесняем их...» Он бросает упрек монастырским властям: «Сами же,
разбогатев сверх меры и питаясь ненасытно, сверх иноческой потребы,
работающих на вас в селах христиан, братьев наших, нищетой крайней со свету
сживаете».
Князь-инок прямо называет монастырские земли «чужими»,
принадлежащими иному, законному владельцу. Кому же следует их вернуть: боярам,
удельным князьям или великому князю? На этот вопрос Вассиан ее дает ответа.
Человек гуманистического склада, Вассиан питал
отвращение к инквизиторским притязаниям Иосифа. Он хорошо понимал, к чему могут
привести идеи во-лоцкого игумена. В своих посланиях Вассиан упрекал Иосифа в
лицемерии, жестокости, сребролюбии, в раболепном преклонении перед великим
князем. Ученик заволжских пустынников, Вассиан с глубоким уважением относился
к индивидуальной духовной жизни человека. Ему претил казарменный дух, насаждавшийся
Иосифом в общежительных монастырях.
Великий князь Василий Иванович долгое время увлекался
проповедью нестяжателей, восхищался чистотой их религиозно-нравственного
идеала. Он открыл им дорогу к вершинам иерархической власти. Летом 1511 г. на
митрополичий престол был возведен убежденный нестяжатель Варлаам. Он долгое
время жил в Кирилло-Белозерском монастыре, среди монахов которого широко распространены
были нестяжательские воззрения. С 1506 г. Варлаам возглавлял Симонов
монастырь, в котором позднее поселился Вассиан Патрикеев и куда для беседы с
ним приезжал сам великий князь Василий Иванович.
Взойдя на кафедру, Варлаам сместил ряд епископов-иосифлян,
заменив их «своими», близкими к нестяжателям иерархами. Однако торжество
нестяжателей было недолгим. Как и следовало ожидать, их погубила
несговорчивость. Осенью 1521 г. Василий III решил расправиться с внуком
мятежного Дмитрия Шемяки князем новгород-северским Василием Ивановичем
Шемячичем. С этой целью предполагалось заманить Шемячича в Москву, на
переговоры и здесь арестовать. Однако Шемячич соглашался приехать к Василию III
лишь при том условии, что митрополит Варлаам гарантирует его безопасность.
За полтора столетия до этих событий митрополит Алексей
в схожей ситуации пошел на обман и дал Михаилу Тверскому «охранную грамоту».
Варлаам оказался более разборчивым в средствах. Он отказался пойти на вероломство
и в результате 17 декабря 1521 г. вынужден был сложить с себя митрополичий
белый клобук. Вскоре Варлаам был сослан в Уединенный
Спасо-Каменный монастырь, находившийся далеко за
Вологдой, на небольшом острове посреди Кубенского озера.
В феврале 1522 г. митрополитом по воле великого князя
стал игумен Иосифо-Волоцкого монастыря Даниил. Он быстро удалил из рядов
высшего духовенства всех проникших туда нестяжателей. Так закончился краткий
период расцвета нестяжательства, этого оригинального, смелого по тем временам
течения русской общественной мысли. Будущее сулило нестяжателям одни лишь
гонения и расправы.
В 1523 г. митрополит Даниил доказал свою преданность
великому князю; он согласился взять на себя ту неблаговидную роль, от которой с
негодованием отказался Варлаам. Поклявшись обеспечить неприкосновенность
Василия Шемячича, Даниил позволил Василию III схватить приехавшего в Москву
новгород-северского князя. Внук отравленного по приказу Василия Темного Дмитрия
Шемяки кончил свои дни в московской тюрьме. В 1525 г. Даниил признал
сомнительный с точки зрения церковных канонов развод Василия III с первой
женой, Соломонией Сабуровой, а затем и его брак с Еленой Глинской.
На деле убедившись в преимуществах сотрудничества с
иосифлянами, Василий III дал согласие на расправу с последователями Нила
Сорского. В 1525 г. перед церковным судом предстал Максим Грек. Его обвиняли в
различного рода преступлениях. Однако подлинной причиной расправы были
нестяжательские взгляды Максима. Последующие 30 лет своей жизни Максим провел в
опале и ссылке. Он был отправлен «на послушание» к своим злейшим врагам — монахам
Иосифо-Волоцкого монастыря. Впоследствии Максим был переведен в тверской Отрочь
монастырь, затем — в Троице-Сергиев. Там он и умер в глубокой старости в 1555
г. Его похоронили возле Духовской церкви. Со временем троицкие монахи отметили
могилу Максима, причисленного к «лику святых», особой надгробной «палаткой».
Несколько лет спустя Вассиан Патрикеев разделил
участь своего друга-«философа». В 1531 г. он был судим по обвинению в превратном
толковании церковных канонов. Признанный виновным, князь-инок был сослан в
Иосифо-Волоцкий монастырь.
Не довольствуясь физической расправой с идеологами
нестяжательства, митрополит Даниил позаботился об историческом обосновании
иосифлянских взглядов. Он подготовил грандиозный свод бытовавших на Руси
церковно-юридических актов (так называемую «Сводную Кормчую»), который давал
возможность нейтрализовать собранные Максимом Греком высказывания церковных
авторов, осуждавших «владение селами». Одновременно Даниил организовал
составление нового летописного свода, в котором иосифлянские идеи были
подкреплены историческими примерами.
|