Пройдя в 1241 —1242 гг. через Венгрию и Польшу,
достигнув Адриатики и Вены, внук Чингисхана остановился и повернул назад. Батый
решил обосноваться в степях Восточной Европы. Эти бескрайние, милые сердцу
кочевника степи, простиравшиеся от Южного Урала до Днепра, некогда сам
Чингисхан передал в управление своему старшему сыну Джучи. Сын Джучи, Бату,
после смерти отца имел основания считать себя законным наследником владений
Джучи. Прежние хозяева степей — половцы — были частью перебиты, частью
переселены на новые места и отданы под власть монгольских военачальников. В
60-е годы XIII в. «услус» (т. е. владение) Джучи превратился в самостоятельное
государство — Золотую Орду.
Завоевав русские земли, ордынские правители стали
размышлять над тем, как ими управлять, как извлечь из своей победы наибольшую
выгоду. Самым разумным с точки зрения интересов Орды было сохранение прежнего
политического устройства Руси, но уже как области монгольского государства.
Начиная с 1243 г. русские князья утверждались на своих
«столах» особыми ханскими грамотами — «ярлыками», за которыми они должны были
лично являться в Орду. Каждое княжество ежегодно выплачивало Орде большую
дань. За положением дел на Руси зорко следили ханские чиновники — «баскаки»,
постоянно жившие в крупных городах.
Стремясь укрепить свое господство над Русью,
поддержать постоянный страх перед угнетателями, ордынские воеводы периодически
устраивали кровавые набеги на русские земли. Правители Орды хорошо усвоили
один из главных принципов военной стратегии Чингисхана — массовый террор, уничтожение
мирного населения, «всех, кто дорос до тележной чеки».
Особая роль в монгольской системе управления
покоренными народами отводилась религии. Привлечение на свою сторону
служителей культа, выделение их в качестве привилегированной категории населения
было еще одним принципом монгольской администрации. Проведя в 50-е годы XIII
в. общую перепись населения русских земель, наладив систему сбора дани и
определив ее размеры, ордынские правители вскоре предприняли следующий шаг на
пути упрочения своего владычества. В 60-е годы XIII в. устанавливается
практика выдачи митрополиту особой ханской грамоты, в которой перечислялись
льготы, предоставленные «церковным людям»: освобождение от уплаты ордынской
дани, от постоя ордынских отрядов, от уплаты таможенных сборов.
Ханский ярлык русскому митрополиту составлялся
параллельно на двух языках — русском и «татарском». Каждый новый хан и
митрополит заново оформляли отношения, составляя и новый ярлык. При этом хан
мог увеличить, оставить без изменения или же уменьшить круг привилегий,
предоставленных русской церкви.
После свержения ордынского ига ханские ярлыки утратили
всякое юридическое значение. До наших дней не сохранилось ни одного ханского
ярлыка, выданного какому-либо русскому князю. Иное дело — ярлыки митрополитам.
Несмотря на все утраты, на гибель множества архивных фондов, в одном рукописном
сборнике первой половины XVI в. сохранились копии с текстов 6 ханских ярлыков
русским митрополитам. Едва ли это можно объяснить простой
случайностью. И после свержения ордынского ига церковники бережно хранили
ярлыки, снимали копии, используя их как аргумент в полемике с великокняжеской
и царской властью, мечтавшей об ограничении привилегий церкви, о секуляризации
монастырского земельного фонда. «Вы же, православные князья и бояре, потщитесь
к святым церквам благотворение показать, чтобы не быть вам посрамленными
перед этими варварами», — говорится в предисловии к сборнику.
Что же все-таки заставляло алчных
кибиточных политиков отказаться от части доходов, предоставить русской церкви
такие широкие привилегии, каких не имела христианская церковь в средние века
нигде в Европе? Может быть ордынские правители боялись нарушить заветы
Чингисхана? Но мы знаем, что они довольно часто нарушали «священную ясу» — свод
наставлений и поучений «потрясателя вселенной». Чингисхан, например, требовал
от правителя трезвости и воздержания, а его сыновья и внуки проводили жизнь в
пьянстве и разгуле. В действительности сохраняли силу лишь те положения ясы,
которые отвечали потребностям и нравам своего времени.
Много говорят о веротерпимости монголо-татар, об их
суеверном почтении к служителям любой веры. Сами монголы в начале XIII в. были
приверженцами шаманизма — одной из разновидностей первобытных верований. Однако
по мере расширения монгольской империи состав ее населения становился все более
пестрым в религиозном отношении. Мусульмане и буддисты, конфуцианцы и даосы,
огнепоклонники-манихеи и христиане — все они перемешались в водовороте
монгольских завоеваний. Многим богам молилась и Золотая Орда. Правящая
верхушка государства уже со времен хана Берке (1255—1266) обращается к исламу.
Основная масса кочевников по-прежнему сохраняет языческие верования. В этих
условиях религиозный фанатизм неизбежно привел бы к острым конфликтам прежде
всего внутри самой Орды. Веротерпимость как норма государственной политики была
оптимальной позицией для ордынских ханов. Однако между признанием права на
существование любой религии на территории Золотой Орды и покровительством
православной церкви существует глубокое различие. Ордынцы вполне могли разрешить
существование русской церкви, но не дать ей никаких льгот или даже обложить
усиленными налогами.
Предоставляя русской церкви значительные привилегии,
правители Золотой Орды, несомненно, преследовали вполне определенные
политические цели. Русское духовенство должно было при всем народе молиться «за
здравие» ордынских ханов, освящая своим авторитетом иноземное иго.
Как оценить эту позицию
церкви, ее косвенное участие в поддержании ордынского
господства на Руси? Некоторые историки рассматривают получение митрополитами
ханских ярлыков как «союз православной церкви и татарского хана», как своего
рода измену национальным интересам или, по меньшей мере, беззастенчивую
торговлю авторитетом духовенства. Однако прежде чем выносить
русскому духовенству столь суровый приговор следует ответить на вопрос: могла
ли высшая иерархия отвергнуть предоставленные ей льготы и отказаться выполнять
связанные с ними обязательства? В принципе такое предположение можно
допустить. Но к чему привела бы несговорчивость иерархов? В период, о котором
идет речь (вторая половина XIII — первая половина XIV в.), сохранение мирных
отношений с Ордой было единственным путем к возрождению страны. Этим путем шли
Александр Невский и Иван Калита. И мы едва ли упрекнем их за то, что они
получали ярлыки на княжение из рук ханов и всеми средствами стремились
задобрить Орду.
Разумеется, церковные иерархи по-разному относились к
сотрудничеству с Ордой. Одни шли на это неохотно, скрепя сердце, другие — с
радостью, предвкушая новые выгоды и преимущества.
Особенно тесные контакты с Ордой во второй половине
XIII в. наладили ростовские епископы Кирилл (1231 — 1261) и Игнатий
(1262—1288). Об этом рассказывает старинная «Повесть о Петре, царевиче Ордынском».
После того как епископ Кирилл исцелил ханского сына, «вся Орда радовалась, и
повелел хан давать владыке ростовскому ежегодную дань в храм святой
Богородицы». После смерти Кирилла местные князья по приказу хана ежегодно
обязаны были чтить его память богатыми подарками в Успенский собор, где
находилась усыпальница ростовских епископов. Преемник Кирилла епископ Игнатий
способствовал превращению Ростова в 70-е годы XIII в. в один из опорных
пунктов ордынского господства на Руси. Он всячески ублажал поселившегося в
городе ханского племянника «царевича» Петра. Со своей стороны крещеный татарин
делал богатые подарки епископу, основал в Ростове новый монастырь. Ордынцы
настолько доверяли Игнатию, что поручили ему возить в ханскую
ставку «оброки ханские»— ежегодную дань с русских
земель. Примечательно, что впоследствии Игнатий, этот, по
меткому определению одного историка, «татарский угодник», был причислен
церковью к лику святых.
|