|
Русская церковь оказывала Орде и услуги дипломатического
характера. Через епископа сарайского или же через самого митрополита ханское
правительство вело переговоры с Византией.
Справедливость требует отметить, что ордынское иго
принесло русской церкви не только новые экономические и политические
привилегии. Духовенство вместе со всем остальным населением страдало от тех
опустошительных набегов, которыми Орда устрашала русские земли. Только по
летописным сведениям во второй половине XIII в. ордынцы совершили 14 походов
на Русь. Иные из них, как, например, «Неврюева рать» 1252 г., «Дюденева рать»
1293 г., захватывали огромные территории, разоряли многие города. В ходе этих
карательных экспедиций ордынцы не щадили и духовенство.
Большие сложности возникли у церковного руководства в
связи с разорением и упадком Киева, где находилась резиденция митрополита.
Город обезлюдел после погрома 1240 г. и несколько столетий не мог возродиться,
оказавшись в зоне постоянных ордынских грабежей, на самой границе оседлого и
степного миров. Митрополиты Кирилл II (1246— 1280) и Максим (1281 —1305)
вынуждены были постоянно разъезжать по Руси, не имея в Киеве надежного
пристанища. В 1299 г. митрополит Максим, «не стерпев насилия татарского», со
всей своей свитой окончательно покинул Киев и переселился во Владимир-на-Клязьме.
Однако и этот обескровленный татарами город не стал подлинной столицей русской
церкви.
Покровительство Орды русской церковной организации в
целом не исключало враждебных действий по отношению к конкретным церковным иерархам.
Понимая, какое большое политическое влияние имеет «митрополит Киевский и всея
Руси», ордынская дипломатия внимательно следила за его деятельностью.
Известно, что Орда, опасаясь объединения русских земель, разжигала
междукняжеские распри, выдвигала соперников наиболее авторитетным, могущественным
князьям. Такую же политику ордынцы вели и по отношению к «князьям церкви». Во
многих конфликтах внутри русской церкви исследователи видят происки ордынской
дипломатии.
Одним из самых неприятных для русской православной
церкви последствий установления монголо-татарского ига было ослабление ее
духовной монополии, активизация различного рода «конкурирующих» религиозных
течений. Ограждая экономические привилегии церкви, Орда, однако, не вмешивалась
в вероисповедные дела и предоставляла русскому духовенству самому отстаивать
свои позиции. Еще в 50-е годы XIII в. сбор дани с отдельных русских городов и
земель монголо-татары передали откупщикам-купцам из Средней Азии и Ирана. На
Руси их называли «бесермены», «басурмане» — так произносили здесь непривычное
слово «мусульмане». Нашлись на Руси люди, желавшие облегчить себе жизнь,
приняв веру угнетателей. Об одном таком новоявленном «мусульманине»,
ярославском монахе по имени Зосима, сообщает летопись. Вероотступник был убит
во время народного восстания 1262 г. Летописи, которые, как правило, много раз
редактировались церковниками, почти не сохранили сведений о влиянии ислама на
Руси в этот период. Однако нельзя забывать, что мусульманство с начала XIV в.
стало официальной религией Золотой Орды. В столице государства— городе Сарае
на Волге — были выстроены роскошные мечети и медресе. Повсюду заунывна кричали
муллы, призывая верующих на молитву. Тысячи русских людей, волей или неволей
попадавших в Золотую Орду, знакомились с мусульманством. Примечательно, что
митрополиту Петру (1308— 1326) пришлось вести диспут о вере с неким Сеитом,
судя по имени — мусульманином.
Монголо-татарское нашествие и установление ига привели
к обострению борьбы православной церкви с язычеством. Религиозное мышление
крестьянской массы было весьма консервативно и практично. Торжество «иноплеменников»
вызвало разочарование в христианском боге, который не смог защитить своих
людей. Нашествие могло быть истолковано как проявление гнева, мести со стороны
отвергнутых языческих богов. В то же время у христианизированной части
населения, в первую очередь — горожан, вспыхнула фанатическая ненависть к
языческим жрецам, колдунам, чародеям, происками которых объясняли все
несчастья.
Говоря о роли церкви в этот тяжелейший период в
истории Руси, нельзя не признать, что объективно она выступала хранительницей
той части культуры, которая была связана с христианским культом. При
митрополичьей кафедре, а возможно, и при Успенском соборе во Владимире в самую
тяжелую пору не прекращалось летописание. По заказам церковных иерархов —
митрополита, епископов ростовского, тверского и новгородского — велись
немногочисленные каменные строительные работы второй половины XIII в. Сложные,
малоизученные процессы протекали в это время в религиозной живописи.
Церковные иерархи заботились об укреплении феодального
законодательства. В 70-е годы XIII в. митрополит Кирилл получил из Болгарии
список юридического сборника — Кормчей, который во многих копиях разошелся по
Руси.
Наиболее выдающиеся церковные деятели, такие, как,
например, владимирский епископ Серапион (1274—1275), в обращениях к народу
стремились ободрить людей, возвратить веру в свои силы. На то, сколь важна была
тогда такая проповедь, указывал выдающийся русский историк В. О. Ключевский.
Нашествие Батыя «оставило впечатление ужаса, произведенного этим всенародным
бедствием и постоянно подновлявшегося многократными местными нашествиями
татар. Это было одно из тех народных бедствий, которые приносят не только
материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая народ в мертвенное
оцепенение. Люди беспомощно опускали руки, умы теряли бодрость и упругость».
Летописцы точно зафиксировали это состояние всеобщего
смятения, паники или же, напротив, оцепенения, психологического шока, которое
вызывалось неотвратимыми, как стихийное бедствие, набегами дикой степной Орды.
В такие моменты люди от страха «и сами не ведали, кто куда бежит».
После кровавых расправ, учиненных ордынцами, «было очень страшно, так страшно,
что и хлеб не идет в уста». Приступы этого непреодолимого
страха случались и много позже, даже тогда, когда Русь набрала силу и научилась
побеждать ордынцев в открытом поле. Рассказывая о нашествии хана Едигея на
московские земли в 1408 г., летописец дает горестную зарисовку с натуры: «Да
аще явится где один татарин, то многие наши не смеют противиться ему, аще ли
два или три, то многие русские, бросая жен и детей, на бег обращаются. Вот так,
наказывая нас, низложил господь гордыню нашу».
|