|
II
В
русском светском творчестве монгольской эпохи, как письменном так и устном,
можно заметить двойственное отношение к татарам. С одной стороны, —
чувство неприятия и противостояния угнетателям, с другой, — подспудная
притягательность поэзии степной жизни. Если мы вспомним страстное влечение к Кавказу
ряда русских писателей XIX века, таких, как Пушкин, Лермонтов и Лев Толстой, то
это поможет нам понять такой образ мысли.
Благодаря
тенденции, связанной с неприязнью, былины домонгольского времени
перерабатывались в соответствии с новой ситуацией, и название новых врагов —
татар — заменило имя старых (половцев). Одновременно создавались новые былины,
исторические легенды и песни, в которых речь шла о монгольском этапе борьбы
Руси против степных народов. Разрушение Киева Батыем (Бату) и набеги Ногая на
Русь служили темами для современного русского фольклора. Притеснение татарами
Твери и восстание тверичей в 1327 г. не только было вписано в летописи, но и со
всей очевидностью составило основу отдельной исторической песни. И, конечно же,
как уже упоминалось, битва на Куликовом поле стала сюжетом для множества
патриотических сказаний, фрагменты которых использовались летописцами, а
позднее записывались полностью. Здесь мы имеем случай смешения устной и
письменной форм в древней русской литературе. «Задонщина», тема которой
относится к тому же циклу, безусловно является произведением письменной
литературы. Слагатели былин домонгольского периода чувствовали особую
притягательную силу и поэзию степной жизни и военных походов. Та же поэтика
чувствуется и в произведениях более позднего периода. Даже в патриотических
сказаниях о поле Куликовом доблесть татарского витязя, вызов которого принял
монах Пересвет, изображена с несомненным восхищением. В домонгольских русских
былинах есть близкие параллели с иранскими и ранними тюркскими героическими
песнями. В монгольскую эпоху на русский фольклор также оказывали влияние
«татарские» (монгольские и тюркские) поэтические образы и темы. Посредниками в
знакомстве русских с татарской героической поэзией были, возможно, русские
солдаты, которых набирали в монгольские армии. Да и татары, осевшие на Руси,
тоже внесли свои национальные мотивы в русский фольклор.
Обогащение
русского языка словами и понятиями, заимствованными из монгольского и тюркского
языков, или из персидского и арабского (через тюркский), стало еще одним
аспектом общечеловеческого культурного процесса. К 1450 г. татарский (тюркский)
язык стал модным при дворе великого князя Василия II Московского, что вызвало
сильное негодование со стороны многих его противников. Василия II обвиняли в
чрезмерной любви к татарам и их языку («и речь их»). Типичным для того периода
было то, что многие русские дворяне в XV, XVI и XVII веках принимали татарские
фамилии. Так, член семьи Вельяминовых стал известен под именем Аксак (что
значит «хромой» по‑тюркски), а его наследники стали Аксаковыми. Точно так же,
одного из князей Щепиных‑Ростовских звали Бахтеяр (bakhtyar по‑персидски значит
«удачливый», «богатый»). Он стал основателем рода князей Бахтеяровых, который
пресекся в XVIII веке.
Ряд
тюркских слов вошел в русский язык до монгольского вторжения, но настоящий их
приток начался в монгольскую эпоху и продолжался в XVI и XVII веках. Среди
понятий, заимствованных из монгольского и тюркского языков (или, через
тюркский, — из арабского и персидского языков), из сферы управления и
финансов можно упомянуть такие слова, как деньги, казна, таможня. Еще одна
группа заимствований связана с торговлей и купечеством: базар, балаган,
бакалея, барыш, кумач и другие. Среди заимствований, обозначающих одежду, головные
уборы и обувь, можно назвать следующие: армяк, башлык, башмак. Вполне естественно,
что большая группазаимствований связана с лошадьми, их мастями и разведением:
аргамак, буланый, табун. Много других русских слов, обозначающих домашнюю
утварь, еду и питье, а также сельскохозяйственные культуры, металлы,
драгоценные камни, также заимствованы из тюркского или других языков через
тюркский.
Фактор,
который трудно переоценить в развитии русской интеллектуальной и духовной жизни
— это роль живших на Руси и обращенных в христианство татар и их потомков. Уже
упоминалась история царевича Петра Ордынского, основателя монастыря в Ростове.
Были и другие подобные случаи. Выдающийся русский религиозный деятель XV века,
тоже основавший монастырь, Св. Пафнутий Боровский, был внуком баскака. В XVI
веке боярский сын татарского происхождения по имени Булгак был посвящен в
духовный сан, и после этого кто‑либо из членов семьи всегда становился
священником, вплоть до отца Сергия Булгакова, широко известного русского
богослова XX века. Были и другие выдающиеся русские интеллектуальные лидеры
татарского происхождения, такие, как историк H. M. Карамзин и философ Петр
Чаадаев. Чаадаев, вероятно, был монгольского происхождения, поскольку Чаадай
является транскрипцией монгольского имени Джагатай (Чагатай). Возможно, Петр
Чаадаев был потомком сына Чингисхана — Чагатая. Одновременно парадоксально и
типично, что в «плавильной печи» русской цивилизации с ее гетерогенными
элементами «западник» Чаадаев был монгольского происхождения, а «славянофильская»
семья Аксаковых имела своими предками варягов (ветвь Вельяминовых).
|