Основным
советником Василия, конечно же, была боярская дума. Отношения между Василием и
боярами требует пояснения. С моей точки зрения, как бы ни была велика власть
Василия, он не был абсолютным монархом, поскольку вынужден был считаться с
боярством. Представляется, что историки придавали слишком много веса обобщенным
суждениям Герберштейна, а также гневным словам Берсень‑Беклемишева, согласно
которому Василий не выказывал уважения старым советникам, а решал все
государственные дела в своей спальне с одним или двумя помощниками. Между
прочим, Василий мог себе позволить сурово расправиться с таким яростным
противником, как Берсень‑Беклемишев (чья семья, кстати, не принадлежала к
боярской верхушке), но был достаточно осторожен по отношению к боярству как
классу. Во время царствования Василия III боярская дума заседала постоянно. За
исключением случаев государственной измены (lese‑majeste), никто из видных бояр
не был отстранен Василием от должности; даже военачальники, которые по
халатности проигрывали битвы, редко получали выговоры. Ведущие бояре получали
наиболее выгодные должности, и правительство Василия не делало никаких попыток
вмешаться в боярские права. В качестве меры предосторожности Василий III
требовал, чтобы князья, находящиеся у него на службе, давали клятву верности,
подобную той, что дал князь Данила Холмский Ивану III в 1474 г.
Ко
времени, когда Василий взошел на трон, ключевую позицию главы боярской думы
занимал его зять, князь Василий Холмский. Следует вспомнить, что князь Холмский
был назначен на это место в 1499 г. Иваном III взамен князя Ивана Патрикеева,
защитника прав заключенного под стражу несчастного внука Ивана III Дмитрия. В
1508 г. князь Холмский был внезапно схвачен и отправлен в Белоозеро, где умер в
тюрьме в 1524 г. У Василия III, вероятно, были особые причины убрать Холмского.
Скорее всего, это были соображения династического характера: возможно, князь
Холмский пытался вступиться за Дмитрия. Даже если он только посоветовал
освободить царевича из заключения, Василий, должно быть, усомнился в искренности
его намерений. Спустя год Дмитрий умер в тюрьме.
Преемником
Холмского в должности был князь Дании Щеня, один из наиболее выдающихся русских
военачальников того периода, одержавший победу при Ведроше в 1500 г. Как и
Патрикеевы, Щеня был потомком Гедимина. Он был двоюродным братом Вассиана
Патрикеева и, по всей видимости, именно по просьбе Вассиан был возвращен в
Москву. Щеня умер в 1516 г., нет точных свидетельств о том, кто получил затем
его должность. Около 1520 г. главой думы был назначен князь Дмитрий Федорович
Вольский, который занимал этот государственный пост он тридцати лет до самой
своей смерти. Вольский принадлежа видной западнорусской княжеской фамилии. Его
отец приехал из Литвы в Москву в 1482 г. и впоследствии женился на рязанской
княжне, племяннице Ивана III. Таким образом, Дмитрий Вольский был вторым
двоюродным братом Василия III. Среди других видных титулованных боярских
фамилий этого периода были князья Пенковы из ярославской княжеской ветви,
князья Шуйские из суздальской ветви и князья Оболенские из черниговской ветви.
Из нетитулованных боярских фамилий здесь следует отметить Кошкиных, Челядниных,
Воронцовых, Сабуровых и Головиных. Наиболее колоритной фигурой среди бояр был
князь Михаил Львович Глинский. Князья Глинские были западнорусским родом
монгольского происхождения, и у них были уделы в Северской земле, в то время
находившейся под властью великого князя литовского. Михаил Глинский получил
блестящее образование и в молодое провел двенадцать лет за границей, в
Германии, Италии (где он был обращен в католицизм) и Испании. В течение
некоторого времени он служил в армии герцога Альбрехта Саксонского. После
возвращения в Литву он стал влиятельным лицом в литовской политике. Он также
проявил себя как удачливый полководец в войнах против крымских татар. Будучи
человеком больших с способностей и обладая еще большими амбициями, Глинский
имел много сторонников среди русских в Литве, но приобрел и нем врагов среди
литовских вельмож. Польский летописец Стрыйковский рассказывает, что
последователи Глинского мечтали о восстановлении Киевского государства и
провозглашении Глинского великим князем киевским и всей Литвы. Король Александр
высоко его ценил, но после смерти Александра в 1506г. отношения между Глинским
и короной стали натянутыми. Глинский был обвинен в заговоре против брата и
наследника Александра — короля Сигизмунда I. В 1508 г. Глинский действительно
восстал против короля и перешел под протекцию Василия III. Восстание потерпело
неудачу, несмотря на поддержку Москвы, и в 1510 г. Глинский сбежал со всем
своим семейством в Московию. Благодаря его знанию западных языков и западного
образа жизни, а также его близкому знакомству с литовскими и польскими делами,
он оказался бесценным помощником для Василия III. Глинский сознавал это и
рассчитывал на хорошую награду за свои заслуги. Когда разразилась новая война
между Литвой и Московским государством, и московитами был захвачен Смоленск,
Глинский потребовал для себя пост наместника (viceroy) завоеванной области
(1514 г.). Но назначение получил другой человек, и Глинский решил перейти на
сторону Сигизмунда. Один из приближенных Глинского сообщил первому попавшемуся
русскому командиру о намерениях своего господина, и князя схватили. В Москве
Глинский под угрозой казни объявил о своем желании возвратиться в лоно греко‑православной
церкви. Смертный приговор заменили тюремным заключением. Лишь после того, как
Василий III женился на племяннице Глинского Елене, князь был освобожден из под
стражи (1526 г.). В последние годы царствования Василия Глинский стал одним из
наиболее влиятельных людей при великокняжеском дворе.
Хотя
Василию III поддержка со стороны бояр была политически необходима, он, как
правило, выбирал советников, которым мог бы доверять, не из их числа, а из
дьяков, хотя обычай и не позволял назначать кого‑либо из последних на высшие
должности в царстве. Василий использовал дьяков как на дипломатической службе,
так и во внутреннем управлении. Видным среди них был Василий Третьяк Долматов,
который начал свою карьеру при Иване III. Василий дал Долматову неприятное
поручение — отменить свободы города Пскова в 1510 г. Долматов блестяще
справился с этой задачей, умело предотвратив всякую попытку восстания в Пскове.
Дальнейшая судьба Долматова — свидетельство тому, сколь непрочно было положение
дьяков, занимавших государственные посты и как они были беззащитны перед волей
великого князя. Согласно Герберштейну, через несколько лет после псковских
событий, в которых так ярко проявил себя Долматов, Василий решил направить его
в качестве посланника к императору Максимилиану. Долматов отказался от этой
службы, аргументируя это тем, что у него недостаточно денег для такого
путешествия. После этого Долматов по приказу Василия был сослан в Белоозеро и
заключен там в тюрьму. После его смерти вся его собственность была
конфискована. После него управление Псковом было доверено еще одному
выдающемуся дьяку, Михаилу Григорьевичу Мисюрь — Мунехину (под формальной
властью боярина). Как и Долматов, Мунехин начал свою карьеру в качестве
дипломата, будучи направленным посланником в Египет в 1493 г. Мунехин оставался
в Пскове вплоть до смерти в 1528 г. Он принадлежал к образованной элите московского
общества и был тесно связан с настоятеле Филофеем, основоположником теории
Третьего Рима. Человек глубоко религиозный, Мунехин активно участвовал в
церковных делах. Он основал Псковско‑Печорский монастырь возле ливонской
границы, в тридцати пяти верстах от Пскова. Предполагалось, что новый монастырь
возродит и продолжит традиции старого Киевско‑Печорского монастыря. Он
действительно стал важным аванпостом русской духовности, находясь лицом к лицу
с западным миром.
Хотя
Мисюрь‑Мунехину не досаждали при его жизни, по смерти вся его собственность,
как и в случае с Долматовым, согласно Псковской летописи, тоже досталась
Василию.
|