Находясь на Белоозере, Воротынский узнал о судьбе
брата Александра. Дав письменные заверения в своей преданности Ивану IV, тот
был в апреле 1563 года возвращен из Галича. В следующем году он получил
назначение воеводой во Ржев и здесь вступил в местнический спор со своим
сослуживцем князем Иваном Пронским. Дело было вынесено на рассмотрение самого
государя. Тот решил спор в пользу Пронского и, желая унизить Воротынского,
сломить его достоинство, письменно указал князю - "и ты б знал себе меру и
на нашей службе был по нашему наказу". Не желая мерить себя той мерой,
которую указал ему царь, Воротынский оставил службу и принял монашеский
постриг.
Один из самых распространенных приемов деспотической
власти заключается в том, чтобы, отобрав у людей нечто существенное (хлеб,
землю, свободу, орудия труда), возвращать это небольшими порциями в виде
благодеяния. Именно так поступал и Иван IV. В разгар опричнины, весной 1566
года, он возвратил Михаила Воротынского в Москву, вернул ему часть удела и в
качестве вознаграждения за выморочную часть брата Александра, отошедшую
"на государя", дал вотчины в нижнем течении Клязьмы.
Вернуть свободу Воротынский смог лишь благодаря тому,
что за него поручились некоторые бояре, а сам он покаялся перед царем в своих
мнимых проступках.
В 1566-1571 годах Воротынский исполнял обычный круг
обязанностей крупного воеводы: в ожидании набега крымских татар стоял с полками
то на Оке, то в Серпухове, то в Коломне. Одновременно он был одним из виднейших
руководителей земщины.
Между тем Ливонская война, после взятия Полоцка в 1563
году, приняла затяжной характер. Польско-литовское правительство искало пути к
ее благополучному завершению не только на полях сражений, но и в
хитросплетениях дворцовых заговоров и интриг. Одна из таких интриг заключалась
в попытке организации боярского заговора с целью свержения Ивана IV с престола
(что, несомненно, было возможно лишь путем его убийства) Одним из руководителей
заговора намечен был князь Воротынский. Задуманная игра казалась беспроигрышной:
в случае успеха заговора новая власть должна была быть полна дружеских чувств к
Польше; в случае его разоблачения летели головы виднейших деятелей
правительства Ивана IV. Однако конюший боярин И. П. Челяднин, с которым начал
переговоры литовский лазутчик, по мнению некоторых историков, сам сообщил царю
о происках врагов. Возможно, царь узнал об этих интригах и по другим сведениям.
Но никакой реальной вины за Воротынским он не обнаружил: воевода не собирался
вступать в какой-либо заговор. Он благополучно пережил новые вспышки репрессий,
связанные с "делом" митрополита Филиппа, "заговором" князя
Владимира Старицкого (1569 г.).
Что думал старый князь, глядя на творимые царем
тиранства? Почему он, как и другие виднейшие земские бояре, не нашел средств
для обуздания обезумевшего самодержца? Ясно лишь одно: эти люди отнюдь не были
трусами, эгоистами. Но устранить Ивана IV мешала не только его вездесущая
охрана и тайная служба. Одна из самых слабых сторон русского национального
характера заключается в том, что перед лицом обстоятельств, требующих
соединения единомышленников и решительных действий, человеком вдруг овладевает
какая-то странная задумчивость, равнодушие ко всему, в том числе и к собственной
участи. Столько больших и малых тиранов сохраняли свою власть, пользуясь этим
печальным свойством "загадочной русской души"!
|