О событиях зимы 1470/71 г. подробно рассказывает
Псковская III летопись (Строевский список). Сообщая о приезде в Новгород 8
ноября 1470 г.
князя Михаила Олельковича, летописец отмечает, что он был «ис королевы руки
новгородцы испросен» и что с ним приехало «на похвалу много людей силно». В той
же летописи приводится подробный рассказ о выборах нового архиепископа,
состоявшихся 15 ноября. Кандидатами были Варсонофий, духовник покойного
архиепископа; Пимен, его ключник, и протодьякон Никольского Вежищского
монастыря Феофилакт, ризник того же архиепископа. Традиционная жеребьевка
принесла победу последнему, который был возведен «на владычен двор на сени честно»
и наречен архиепископом. Наиболее важные события, однако, развернулись позже,
«по неколиких днех». Тогда «Великий Новгород ключника владычня Пимена великим,
сильным избеществовал бесчестием»: он был взят под стражу, подвергнут телесному
наказанию, «разграблен» и оштрафован на 1000 рублей. Конкретных причин такой
расправы над вчерашним кандидатом в архиепископы, близким лицом покойного
владыки, летописец не приводит, но философски замечает: «…инде на безумных
честь не стоит, в мудрости разумных ищет, а на гордых и безумных пребыти не
может».
В рождественское говенье во Псков прибыл посол
великого князя «боярин его Селиван» «поднимати псковичи на Великий Новгород» за
«старины». Как мы знаем, «Словеса избранные» связывают это посольство с миссией
в Москву Василия Онаньина и относят по времени до приезда в Новгород Михаила
Олельковича. Если придерживаться этого указания, то надо думать, что Селиван
прибыл во Псков в самом начале рождественского поста, т.е. около 14 ноября.
Псковский летописец, претендуя на точность изложения, привел слова посла: «…то
я вам повествовал от великого всея Русии князя всему Пскову». В этом смысле
показательно, что и Пскову внушается мысль о «старинах» великого князя,
нарушение которых Новгородом и есть причина войны. При этом нужно отметить, что
в послании Пскову война еще не изображается как неизбежность: допускается
возможность мирного исхода конфликта. В Москве, видимо, еще не знали о приезде
Олельковича (или во всяком случае о его политической линии). Соответствующее
сообщение «Словес» подтверждается независимым от них псковским источником.
Обращает также на себя внимание, что в ноябре 1470 г. новгородцам еще не
предъявляется прямого обвинения в измене и церковном отступничестве.
Окончательный поворот в новгородской политике в сторону Литвы еще не
совершился.
Оказавшись перед перспективой войны с Новгородом,
Псков сделал попытку мирного посредничества. В Новгород отправляются псковские
послы Микита Насонов и сотский Дмитр Патрикеевич с извещением о посольстве великого
князя и с предложением такого посредничества («…а мы за вас, за свою братью,
ради посла своего слати, толко вам будет надобе и великому князю всея Руси
челом бити по миродокончанной с вами грамоте») и с просьбой дать «путь»
псковским послам к великому князю. Итак, по оценке псковичей, суть конфликта —
в нарушении новгородцами «миродокончанной грамоты», т.е., очевидно, Яжелбицкого
мира.
Мирная инициатива Пскова не нашла, однако, сочувствия
в Новгороде. «Всего того не рядя», новгородцы прислали во Псков своего посла Родиона,
стольника «владычня», с категорическим отказом от посредничества, от собственного
челобитья великому князю и от пропуска псковского посла в Москву. Вместо этого
новгородцы потребовали от псковичей, чтобы те «против великого князя из конь
усегли». Псковичи заняли выжидательную позицию; не отказав прямо новгородцам,
они заявили: «…как вам князь великий отслет взметную грамоту, тогда нам явить,
а мы, о том згадав, вам отвечаем».
Приезд новгородского посла вызвал во Пскове резкую
вспышку антиновгородских настроений. Вспомнились старые и новые обиды,
накапливавшиеся на «старшего брата». Новгородский посол подвергся оскорблениям
на вече: у него отняли его людей и на 35 рублей серебра. По словам летописцев,
это все сделали «обидные люди», которые были отняты новгородцами у псковских послов
в Новгороде. Эти люди не только были ограблены новгородцами, захватившими
«товары или пинязи», но и сами полгода сидели в Новгороде «на крепости измучены
в железах от биричов». Их «только головами» (т.е. самих без всякого имущества)
«выправил» псковский посадник Яков Иванович, которому пришлось поехать в Москву
и бить челом об этом великому князю, «своему государю».
В конфликте с великим князем новгородское боярство не
имело реальных оснований рассчитывать на помощь со стороны Пскова. В этой связи
представляют большой интерес известия псковского летописца о переговорах с
Орденом и Литвой в марте 1471
г., т.е. в то время, когда в Москве еще не теряли надежды
на мирный исход конфликта.
С 5 по 19 марта Псков принимал посла ливонского
магистра Вольтуса фон Герзе — его брата «с дружиною». Сообщив о намерении
магистра перенести резиденцию в Феллин (Вельяд), посол предъявил претензии на
пограничные псковские земли. Псковичи признали, что «волен князь местер, где
хочет, ту себе живет», но о пограничных землях ответили твердо: «Та земля и
вода святыа Троица, псковская вотчина, великих князей и всея Руси устрадание».
Позиция Пскова была недвусмысленной: в своих отношениях с Орденом он опирался
на помощь Москвы и рассматривал себя частью Русской земли.
8 марта псковичи направляют посольство к королю
Казимиру, которое 27 марта прибыло в Вильну. Послы должны были выяснить
пограничные вопросы, ибо совещание в Березниках в сентябре 1470 г. было
безрезультатным. Пребывание послов у Казимира было необычайно кратким. Уже 30
марта король заявил: «Яз пак сам хочю быти на тех границах, да того досмотру
своима очима». Это заявление, оглашенное послами на вече после возвращения во
Псков 21 апреля, привело псковичей в замешательство и тревогу: «И бысть се
псковичем не любо, ни по пригожью, понеже николи не бывало от князей великих,
ни от королев… ти все на съезд панов слали, а сами не бывали никако с псковичи
править о порубежных границах». Внезапно проявившийся интерес короля к пограничным
вопросам не мог не насторожить псковичей, ожидавших со дня на день призыва
великого князя отправиться в поход против Новгорода.
И территориальные претензии Ордена, и
многозначительные слова короля Казимира едва ли могут рассматриваться
изолированно от московско-новгородского конфликта, о котором, конечно, были
хорошо осведомлены и в Феллине, и в Вильне. В марте 1471 г. Москва и Новгород
были на грани полного разрыва. Ни король, ни магистр не могли допустить
усиления великого княжества Московского, тем более его превращения в единое
Русское государство. Отсюда и их позиция по отношению к Господину Пскову —
стремление нейтрализовать республику, удержать ее от выступления на стороне
Москвы.
Псковский летописец резко отрицательно характеризует
Михаила Олельковича, князя «из королевы руки», по случаю отъезда которого 15
марта 1471 г.
замечает: «…а Новгороду было истомно силно корм и вологою и великими дарами, а
он еще как едя от них, и приехав в Руссу, оброки все пограби силою, а от Руссы
к рубежю едя поспу и живот и головы войною великою погравив, с собою животы
повеже, а головы поведе и до самого рубежа, неизреченно чкоты почини
Новгородской волости». Отъезд из Новгорода литовского князя, приглашенного
ревнителями новгородской «старины» и приведшего с собою «не похвалу людей много
силно», сопровождался неприкрытым феодальным разбоем: «на свою вотчину» — в
Киев — князь Михаил ехал как через вражескую территорию, предавая все
разорению. Свое изложение летописец подытоживает сентенцией по адресу
новгородцев: «…а все то они, забавливая у себя великих княжей своих государев
старины, а помощи своя требуя от литовских князей и от самого короля, такову на
собе наводять истору».
Сопоставление рассмотренных источников дает
возможность наметить и охарактеризовать основные этапы развития московско-новгородского
конфликта до открытого разрыва и военного столкновения. Конфликт новгородцев с
великим князем наметился задолго до осени 1470 г., до приезда в
Новгород Михаила Олельковича. Сам этот приезд был показателем и следствием
далеко зашедших новгородско-московских противоречий. Обращение к Казимиру и приглашение
Михаила Олельковича — результат деятельности сильной в Новгороде литовской
партии. По наблюдениям В. Л. Янина, во главе этой партии стояло боярство
Неревского конца, к которому и относились Борецкие. Напротив, бояре Славенского
конца занимали наиболее умеренную, промосковскую позицию. Боярство Плотницкого
конца и Прусской улицы в событиях 1470/71 г. поддерживало литовскую партию, что
и обеспечило ее перевес.
Нарушение новгородской стороной ряда условий
Яжелбицкого договора отражало стремление правящих кругов Господина Великого
Новгорода сохранить свою «старину», т.е. полную внутреннюю независимость при
чисто номинальном признании великокняжеской власти. В свою очередь великий
князь предъявил требования, суть которых — принципиальное подчинение Новгорода
власти и авторитету великого князя — тоже на началах «старины». Возводя эту
«старину» к Рюрику и Владимиру и считая себя не номинальным, а реальным
«государем всея Руси», великий князь выдвигает целую политическую программу,
вступающую в резкое противоречив с новгородской традицией, с самими основами
существования боярско-вечевой республики.
Требования великого князя вызывают активизацию
антимосковских тенденций в правящей группировке Новгорода. Обращение к Казимиру
и приглашение Олельковича на новгородский стол — результат этой активизации. Отказ
Новгорода называться «отчиной» великого князя и обращение к королю фактически
означали выход его из политической системы Русской земли, возглавлявшейся
великим князем. Тем не менее великокняжеская власть пытается избежать открытого
разрыва: опираясь на своих сторонников в Новгороде, она стремится добиться
мирного принятия своих условий. Однако попытки мирного урегулирования не
приводят к успеху.
|