Возле села Молоди, в 45 верстах к югу от Москвы,
русские сумели остановить татар. Замысел Воротынского осуществился: хан не
решился напасть на Москву, имея в тылу "береговые" полки. 30 июля
1572 г. ханское войско обрушилось на русскую рать. Началось сражение,
известное в истории как битва при Молодях.
Крымский хан имел большое превосходство в силах.
Бороться с ним в открытом, полевом сражении было бы безумием. Все свои надежды
Воротынский возлагал на "гуляй-город". Так называли своего рода
крепость из толстых деревянных щитов и бревен. Нехитрые элементы ее конструкции
перевозили на телегах с места на место и при необходимости собирали в виде
длинной двойной стены. В совершенстве владея техникой деревянного
строительства, русские воины собирали "гуляй-город" с необычайной
быстротой. Продуманная до мелочей конструкция делала все сооружение очень
устойчивым и удобным для обороны. В стенах имелись многочисленные бойницы для
стрельбы из пушек и пищалей.
Поставив "гуляй-город" на холме, над речкой
Рожай, Воротынский разместил в нем большой полк. Крепость была спереди защищена
рвами, мешавшими татарам приблизиться к ее стенам. С флангов и с тыла подходы к
ней были перекрыты полками правой и левой руки. Особо выделенный отряд стрельцов,
численность которого составляла около 3 тыс. человек, был поставлен впереди
у подножия холма. Лавина татарской конницы обрушилась на центр русской позиции,
смяла и уничтожила стрельцов, однако, утратив боевой порыв, остановилась у стен
"гуляй-города". Засевшие там воины вели меткий огонь из пушек и
пищалей. Неся потери, татары отхлынули назад. Весь день они предпринимали новые
и новые атаки, но каждый раз русские прогоняли их от крепости.
После неудачи 30 июля Девлет-Гирей на два дня
прекратил атаки и основательно подготовился к новому штурму, состоявшемуся 2
августа. Все силы крымцев были брошены на "гуляй-город". Во главе
отрядов были поставлены ханские сыновья. Нападавшие лезли на стены крепости,
пытались поджечь ее — но все было напрасно.
Обе стороны понесли тяжелые потери. Несколько знатных
крымских воевод было убито или взято в плен. Русское войско не имело запасов
продовольствия и фуража. Людям и лошадям грозил голод. В этих условиях
Воротынский предпринял решительный шаг. Он вывел часть своих войск из
"гуляй-города" и скрытно, пользуясь рельефом местности, провел этот
отряд в тыл ханских полков. Командование воинами, оставшимися в крепости,
Воротынский поручил князю Дмитрию Хворостинину — отважному и предприимчивому
воеводе, возглавлявшему весной 1572 г. передовой полк
"береговой" рати. Узнав о переправе татар у Сенькина брода,
Хворостинин пытался задержать их, но был отброшен из-за многократного
превосходства сил неприятеля. Именно Хворостинин, преследуя врага, разгромил
шедшие в арьергарде отряды ханских сыновей и этим заставил Девлет-Гирея
остановить орду и, развернув силы, дать русским бой при Молодях.
Подав условный сигнал оставшемуся в
"гуляй-городе" Хворостинину, Воротынский внезапно для татар ударил им
в тыл. Одновременно осажденные начали палить разом из всех пушек и сделали
вылазку, ударив на крымцев "в лоб". Не выдержав двойного натиска и
приняв отряд Воротынского за подоспевшую к русским подмогу, татары обратились в
бегство. Русские воины долго преследовали их, захватывая пленных и добычу.
Победа русских при Молодях надолго отбила у татар
охоту вторгаться в русские земли. Вместе с тем она показала необходимость
скорейшей ликвидации опричнины и объединения земского и опричного войска. Среди
длинной череды неудач, преследовавших Россию в 70-е гг. XVI в., победа при
Молодях была, пожалуй, единственным отрадным событием. Имя князя Воротынского
стало символом воинской славы. Историки по-разному оценивают его личные заслуги
в исходе битвы (57, 187). Однако для современников он был ее главным героем.
Этого-то и не мог стерпеть Иван IV. Участь Воротынского была предрешена.
Впрочем, царь не решился расправиться с ним сразу же после битвы. В
1572 г. он послал князя на ливонский фронт, весной 1573 г. вновь
отправил в Серпухов для обороны южной границы. А вскоре вместе с двумя другими
руководителями "береговой" армии, воеводами Н. Р. Одоевским и М. Я.
Морозовым, Воротынский был взят под стражу…
В своей "Истории о великом князе
Московском", написанной на чужбине, князь Курбский, лично знавший
Воротынского, перечислив его заслуги, подробно рассказывает и о последних днях
полководца. "Чем же воздал царь ему за эту службу? Прошу, внимательно
выслушай эту горькую и грустную, когда слышишь, трагедию. Спустя примерно год
велел он схватить, связать, привести и поставить перед собой этого победоносца
и защитника своего и всей земли Русской. Найдя какого-то раба его, обокравшего
своего господина, — я же думаю, что был тот подучен им: ведь тогда еще
князья эти сидели на своих уделах и имели под собой большие вотчины, а с них,
почитай, по несколько тысяч воинов были их слугами, а он им, князьям, завидовал
и потому их губил, — царь сказал князю: "Вот, свидетельствует против
тебя твой слуга, что хотел ты меня околдовать и искал для этого
баб-ворожеек". Но тот, как князь чистый от молодости своей, отвечал:
"Не привык я, царь, и не научился от предков своих колдовать и верить в
бесовство, лишь хвалить Бога единого, в Троице Славимого, и тебе, царю и
государю моему, служить верой. Этот клеветник — раб мой, он убежал от меня,
меня обокрав. Не подобает тебе верить ему и принимать от него свидетельства,
как от злодея и предателя, ложно на меня клевещущего". Но он тотчас
повелел блистательнейшего родом, разумом и делами мужа, положив связанным на
дерево, жечь между двух огней. Говорят, что и сам он явился как главный палач к
палачам, терзающим победоносца, и подгребал под святое тело горящие угли своим
проклятым жезлом.
Велел он также подвергнуть разным пыткам и
вышеназванного Никиту Одоевского, например, протянуть через грудь его сорочку и
дергать туда и сюда, так что вскоре тот скончался в этих страданиях. А того
прославленного победителя, без вины замученного и обгоревшего в огне,
полумертвого и едва дышащего, велел он отвезти в темницу на Белоозеро. Провезли
его мили три, и отошел он с этого жестокого пути в путь приятный и радостный
восхождения на небо к своему Христу. О самый лучший и твердый муж, исполненный
великого разума! Велика и прославлена твоя блаженная память! Если недостаточна
она, пожалуй, в той, можно сказать, варварской земле, в том неблагодарном нашем
отечестве, то здесь, да и думаю, что везде в чужих странах, прославлена больше,
чем там…" (13, 339).
|