Обыкновенное их оружие — лук, стрелы, топор и палка
наподобие римского цеста, которая по-русски называется кистень, а по-польски —
бассалык. Саблю употребляют те, кто познатнее и побогаче. Продолговатые
кинжалы, висящие, как ножи, спрятаны в ножнах до такой степени глубоко, что с
трудом можно добраться до верхней части рукояти и схватить ее в случае
надобности. Далее, повод узды у них в употреблении длинный, с дырочкой на
конце; они привязывают его к одному из пальцев левой руки, чтобы можно было
схватить лук и, натянув его, выстрелить, не выпуская повода. Хотя они держат в
руках узду, лук, саблю, стрелу и плеть одновременно, однако ловко и без всякого
затруднения умеют пользоваться ими.
Некоторые из более знатных носят панцирь, латы,
сделанные искусно, как будто из чешуи, и наручи; весьма у немногих есть шлем,
заостренный кверху наподобие пирамиды.
Некоторые носят шелковое платье, подбитое войлоком,
для защиты от всяких ударов, употребляют они и копья. В сражениях они никогда
не употребляли пехоты и пушек, ибо все, что они делают, нападают ли на врага,
преследуют ли его, или бегут от него, они совершают внезапно и быстро и поэтому
ни пехота, ни пушки не могут поспеть за ними.
Разбивая стан, они выбирают место попросторнее, где
более знатные устанавливают палатки, прочие же втыкают в землю прутья в виде
дуги и покрывают плащами, чтобы прятать туда седла, луки и остальное в этом
роде и чтобы самим защищаться от дождя. Лошадей они выгоняют пастись, из-за
чего их палатки бывают расставлены одна от другой очень далеко; они не
укрепляют их ни повозками, ни рвом, ни другой какой преградой, разве что от
природы это место окажется укреплено лесом, реками или болотами.
Пожалуй, кое-кому покажется удивительным, что они
содержат себя и своих людей на столь скудное жалованье, и притом, как я сказал
выше, столь долгое время. Поэтому я вкратце расскажу об их бережливости и
воздержанности. Тот, у кого есть шесть лошадей, а иногда и больше, пользуется в
качестве подъемной или вьючной только одной из них, на которой везет
необходимое для жизни. Это прежде всего толченое просо в мешке длиной в две-три
пяди, потом восемь-десять фунтов соленой свинины, есть у него в мешке и соль,
притом, если он богат, смешанная с перцем. Кроме того, каждый носит с собой топор,
огниво, котелки или медный чан, и если он случайно попадет туда, где не
найдется ни плодов, ни чесноку, ни луку, ни дичи, то разводит огонь, наполняет
чан водой, бросает в него полную ложку проса, добавляет соли и варит: довольствуясь
такой пищей, живут и господин, и рабы. Впрочем, если господин слишком уж
проголодается, то истребляет все это сам, так что рабы имеют, таким образом,
иногда отличный случай попоститься целых два или три дня. Если же господин
пожелает роскошного пира, то он прибавляет маленький кусочек свинины. Я говорю
это не о знати, а о людях среднего достатка.
Если же у них есть плоды, чеснок или лук, то они легко
обходятся без всего остального. Готовясь вступить в сражение, они возглавляют
более надежды на численность, на то, сколь большим войском они нападут на
врага, а не на силу воинов и на возможно лучшее построение войска, они удачнее
сражаются в дальнем бою, чем в ближнем, а потому стараются обойти врага и
напасть на него с тыла.
У них множество трубачей, если они по отеческому
обычаю принимаются все вместе дуть в свои трубы и загудят, то звучит это
несколько странно и непривычно для нас. Есть у них и другой род музыкального
инструмента, который на их языке называется зурной. Когда они прибегают к ней,
то играют приблизительно с час без всякой передышки или втягивания воздуха.
Обыкновенно они сначала наполняют воздухом щеки, а затем, как говорят,
научившись одновременно втягивать воздух носом, издают трубой непрерывный звук.
Одежда их и телесное убранство у всех одинаковы;
кафтаны они носят длинные, без складок, с очень узкими рукавами, почти на
венгерский лад, при этом христиане носят узелки, которыми застегивается грудь,
на правой стороне, а татары, одежда которых очень похожа, — на левой.
Сапоги они носят красные и очень короткие, так что они не доходят до колен, а
подошвы у них подбиты железными гвоздиками. Рубашки почти у всех разукрашены у
шеи разными цветами, застегивают их либо ожерельем, либо серебряными или
медными позолоченными пуговицами, к которым для украшения добавляют и
жемчуг" (1, 116–117).
* * *
"Подлинно, совершенная суета — всякий человек
живущий. Подлинно, человек ходит подобно призраку, напрасно он суетится,
собирает и не знает, кому достанется то" (Псалтирь, 38, 6–7).
Первый брак Василия III был бездетным. Это грозило
смутами и мятежами по кончине, правителя. Со временем желание иметь наследника
стало настолько сильным, что великий князь решился нарушить церковные каноны и расстаться
с первой женой, Соломонией Сабуровой. Приказав насильно постричь ее в монахини,
он вскоре вступил в брак с молодой аристократкой Еленой Глинской. 25 августа
1530 г. Елена подарила мужу долгожданного наследника — сына, нареченного
Иваном. Радостное событие было увековечено постройкой знаменитой церкви
Вознесения в дворцовом селе Коломенском под Москвой. Вскоре в семье Василия III
появился и второй сын — Юрий.
Великий князь постоянно пребывал в радостном,
приподнятом настроении, в отлучке писал жене письма, полные нежности и заботы о
детях. Однако "секира уже лежала при древе". В сентябре 1533 г.,
во время традиционной осенней поездки по подмосковным монастырям, Василий III
занемог и после нескольких недель болезни скончался в ночь с 3 на 4 декабря.
Привыкнув полагаться не столько на учреждения, сколько
на людей, в преданности которых он был уверен, Василий III незадолго до кончины
создал своего рода опекунский совет, призванный защищать интересы наследника —
3-летнего царевича Ивана. По мнению историка Р. Г. Скрынникова, в составе этого
совета было семь человек: младший брат Василия III удельный князь Андрей
Старицкий, бояре М. Юрьев, М. Воронцов, М. Глинский, М. Тучков; одним из первых
великий князь ввел в опекунский совет Василия Немого; тот убедил великого князя
довериться и его младшему брату, князю Ивану Шуйскому (57, 9).
|