Поздней весной 1389 г. Дмитрий тяжело заболел и
после нескольких дней мучений скончался в ночь с 18 на 19 мая.
Пытаясь понять личность Дмитрия Московского, хочется
согласиться с голландским историком И. Хейзингой: "Не так-то просто
выявить сущность натур, принадлежавших столь далекому веку" (65, 296).
Несомненными особенностями характера Дмитрия была пылкая отвага в сочетании с
унаследованной от предков несокрушимой настойчивостью. Среди не знавших жалости
воителей своего жестокого века он был едва ли не самым милосердным. Подобно отцу
и деду, Дмитрий был скорее человеком мира, нежели войны. Звон мечей и зрелище
залитого кровью поля битвы не доставляли ему особого удовольствия. Примечательно,
что сам он лишь изредка, в наиболее важных случаях — главным образом когда речь
шла о борьбе с Ордой — отправлялся в поход. В "домашних" конфликтах
он, как правило, ограничивался посылкой кого-либо из своих воевод.
Возможно, какой-нибудь дотошный книжник после кончины
Дмитрия произвел нехитрый, но красноречивый подсчет: его прапрадед, Александр
Невский, жил 43 года; прадед Даниил — также 43; дед, Иван Калита, —
немногим более (год его рождения неизвестен, но не ранее 1282 г.); отец,
Иван Красный, — 33 года. Сам Дмитрий прожил 38 лет.
Остро ощущая быстротечность времени и словно
предчувствуя свою раннюю кончину, Дмитрий спешил жить. Это проявлялось не
только в его постоянном стремлении к действию. Если верить "Слову о житии
великого князя Дмитрия Ивановича" — а это произведение, как показывают
последние исследования, возникло вскоре после кончины князя и, стало быть, не
могло слишком далеко отступать от истины, — внук Ивана Калиты любил
роскошь, пиры, веселье. Впрочем, на дне его жизнелюбия таилась грусть.
Известно, что на одной из своих личных печатей он приказал вырезать горький
афоризм в духе Екклесиаста: "Все ся минет" — "Все
проходит".
Отец восьми сыновей и четырех дочерей, Дмитрий был
счастлив в своей семейной жизни. Княгиня Евдокия была ему хорошей женой, а
овдовев, стала верной хранительницей его заветов. Судя по тому вниманию,
которое уделяет ей автор "Слова", можно думать, что именно она и была
заказчицей этого блестящего панегирика — своего рода литературного памятника
куликовскому герою.
Трудно сказать о Дмитрии лучше, чем это удалось автору
"Слова". Князь "аки кормчий крепок противу ветром волны минуя …
тако смотряще своего царствия. И умножися слава имени его, яко и святого
Володимера, и въскипе земля Рускаа в лета княжениа его"* (9,210).
|