С. Б. Веселовскому принадлежит много тонких наблюдений
по генеалогии и службам участников заговора. В частности, он обратил внимание
на то, что Еропкины служили при удельных дворах. Происходили они из
измельчавших смоленских князей, бежавших в начале XV в. на Русь. Андрей
Еропкин служил Борису Волоцкому, но был почему-то лишен им вотчины (до
1477 г.). Афанасий числился в свите во время поездки Ивана III в Новгород
в 1495 г. Крупным дипломатом был Михаил Степанович Кляпик-Еропкин,
ездивший в 1492–1493 гг. к императору Максимилиану. К середине XVI в.
многочисленные Еропкины владели землями в Волоколамском, Клинском, Воротынском
и Можайском уездах.
Кн. Иван Иванович Хруль Палецкий накануне казни был,
очевидно, очень молодым человеком, ибо его отец служил воеводой даже в
1507–1512 гг. Младший брат Ивана Хруля — Борис был боярином Андрея
Старицкого и казнен «торговой казнью» в 1537 г.
Как и А. Еропкин, из семьи измельчавших смоленских
князей происходил Щавей Скрябин-Травин. Иван Иванович Салтык-Травин участвовал
в 1483 г. в походе «на вогуличей», а в 1489 г. — на Вятку. До
1497 г. (около 80-х годов) его двор был распущен, а его послужильцев
испоместили в Новгороде. Сохранилась духовная Салтыка 1483 г. Отец Щавея
был его двоюродным братом. Брат Щавея Иосиф, покинув новгородское поместье,
постригся в монахи до 1500 г. Щавей, как и А. Еропкин, в 1495 г.
находился в свите Ивана III во время поездки в Новгород. Григорий Пырей и Иван
Отава Осокины-Травины (двоюродные братья Щавея) в том же году входили в свиту
княгини Елены. Их отец Иван Григорьевич Осока в 1496 г. получил половину
Зубцова в кормление от князя Василия Ивановича. Связи с
Василием у Осокиных установились, следовательно, давно.
Одним из верных сподвижников Василия II и Ивана III
был Иван Дмитриевич Руно, по происхождению человек неродовитый. Около
1483 г. он попал в опалу, и его послужильцы были испомещены в Новгороде. О его брате Поярке, кроме летописной записи 1497 г., ничего
не известно. Дьяк Федор Стромилов происходил из старинной дьяческой фамилии. В 90-е годы он был дьяком Василия Ивановича, тогда великого
князя тверского.
С. Б. Веселовский считал, что дело Гусева было
раздуто, многие (возможно, и сам Гусев) были оклеветаны, ибо «по неосторожности
или из побуждений карьеры вмешались в семейное дело великого князя». К иному
выводу пришел Черепнин, обратив, в частности, внимание на то, что в
1492 г., «очевидно, в связи с арестом и заточением в тюрьму за год перед
этим князя Андрея Васильевича Углицкого с семьей» бежал в Литву Юшка Гусев. Кн.
Андрей был «поиман» осенью 1491 г. Его арестовал кн. Василий Иванович
Патрикеев — противник княжича Василия и его окружения. Никаких прямых данных о
связи «поимания» кн. Андрея с бегством Ю. Гусева осенью 1492 г. нет.
Черепнин ссылается только на предположение А. А. Шахматова о том, что
Типографская летопись за эти годы (1482–1528) составлялась в Угличе, и делает
вывод, что заговор «имел какое-либо отношение к антиправительственным кругам,
действовавшим в Угличе».
Однако связь Синодального списка Типографской летописи
с Угличем обнаруживается только в пределах 1521–1526 гг. До 1497 г.
список совпадает со сводом 1497 г. — митрополичьим (по мнению К. Н.
Сербиной) или ростовским (по гипотезе А. А. Шахматова и Я. С. Лурье). Так или
иначе, но угличский характер записи 1497 г. в Типографской летописи о
Гусеве не может считаться доказанным. Андрей Углицкий умер в заточении в ноябре
1493 г. Пожалуй, самым сильным доводом против гипотезы о близости к нему
Гусева являются сведения Типографской летописи и свода 1497 г. о том, что
Иван III призвал митрополита и епископов, «прося у них прощениа о своем брате,
князе Андрее Васильевиче, что своим грехом, несторожею, его уморил». Этот рассказ помещен в Типографской летописи после упоминания о
Гусеве в связи с Судебником и перед записью о его казни. Описанные же события
происходили поздней осенью 1497 г., т. е. до опалы Гусева. Вряд ли,
посмертно восстанавливая память Андрея Углицкого, великий князь казнил бы
его сподвижника.
С. Б. Веселовский и Л. В. Черепнин на основании
рассказа о родословии Чертовых из митрополичьего формулярника начала
XVI в. пытались выяснить происхождение Ф. Стромилова.
Оттуда известно, что Алексей Попов, вероятно дед Ф. Стромилова, и Никита
Константинович Добрынский, родной брат деда В. Гусева, выступали союзниками
Ивана Андреевича Можайского. В этой связи многозначительно упоминание свода
1500 г. о том, что княжич Василий предполагал в 1497 г. бежать на
Белоозеро, т. е. в одну из вотчин верейских князей. Все это делает весьма
вероятным предположение о связи княжича Василия и заговорщиков с силами,
поддерживавшими верейского князя. Поэтому трудно согласиться с Черепниным, что
«вряд ли можно допустить действенную общность интересов Василия Ивановича и
партии Гусева».
|