Краткое упоминание о благословении
Сергием Дмитрия Донского перед битвой появилось лишь полвека спустя в
Новгородско-Софийском своде, а рассказ об активном участии Сергия и посылке им
двух иноков-воинов, как, и другие подробности Куликовской битвы, вошедшие в летописи
XVI в. и вслед за ними — в историографию, принадлежат уже «Сказанию о Мамаевом
побоище», составленному, по всей видимости, в конце XV — начале XVI века.
Начиная с 1390 г. текст Троицкой
летописи (свода 1408 г.,
составленного вскоре после смерти митрополита Киприана), известный нам по
выпискам Карамзина, и текст Рогожского летописца и Симеоновской летописи
(тверской редакции общерусского свода) расходятся: по-разному сообщают эти
источники о присоединении Нижнего Новгорода в 1392 г. и о нашествии
Едигея в 1408 году.
Своеобразие рассказа тверской
редакции заключалось в резком осуждении Василия за его лавирование между Ордой
и Литвой и за уступки Орде; прямым следствием этой политики сводчик считал
внезапное нападение Едигея. Рассказ тверской редакции — не только ценный
источник, но и выдающийся памятник общественной мысли.
Восходящий, видимо, к рассказу
московского летописца, бежавшего в Тверь, текст тверской редакции отражает не
специфически московскую и не тверскую, а общерусскую точку зрения: осознание
необходимости единения перед лицом общей опасности 9.
Борьба за великокняжеский престол
после смерти Василия Дмитриевича, разгоревшаяся между его сыном Василием II и
братом Юрием, а после смерти Юрия — между Василием II и его двоюродным братом
Дмитрием Шемякой, рисовалась в великокняжеском летописании второй половины XV и
XVI в. как борьба законного государя с узурпаторами.
Ту же трактовку восприняла и вся
историография — вплоть до последнего времени. Черепнин видел сущность борьбы
Василия II с его соперниками в том, что «крепнувшей великокняжеской власти,
опиравшейся на служилое боярство, формирующееся дворянство, поддерживаемой
горожанами, удалось подавить сопротивление удельно-княжеской и боярской
оппозиции, шедшей из феодальных центров, которые отстаивали свою
независимость».
Юрий Дмитриевич, по мнению
Черепнина, «явно хотел вернуться к тем порядкам, при которых любой князь мог
получить от хана ярлык на великое княжение»; при Дмитрии Шемяке «борьба
сторонников феодальной раздробленности против политики централизации происходит
уже в неприкрытом виде».
Наиболее ранний летописный памятник
того времени — свод, отразившийся в Софийской I, Новгородской Карамзинской и
Новгородской IV летописях.
|