И лишь
необходимость противостояния Орде ускорила, форсировала этот процесс.
Форсированность же централизации, проводившейся с постоянным использованием
насилия и террора (например, опричнина), позволила проявиться той альтернативе
развития, которая исключала закрепление прав и привилегий за господствующим
классом.
Этот этап
развития не встретил и сколько-нибудь серьезного противодействия, на что были
свои причины. В условиях постоянной опасности вторжения ордынских войск на Русь
естественна консолидация, а не противоборство князей и горожан. Центральная
власть выступала как организатор отпора ордынскому игу, что влекло за собой
подавление городских вольностей.
Города,
служившие в Западной Европе противовесом феодально-сеньориальной власти, не
могли играть этой роли на Руси. Возникнув как административные центры округи
(«волости», «земли», княжества), они были всегда резиденцией князей и феодалов-землевладельцев,
отсюда управлявших вотчинами.
Феодальный
характер русского города усиливался тем, что в землевладельцев превращались
зачастую и горожане, не связанные с княжеской дружиной. Именно поэтому в
русских городах не возник бюргерский городской патрициат.
Этим
обстоятельством и княжеским характером города на Руси обусловлено то, что здесь
не сложились ни специфическое «городское» право, ни собственно городские
вольности. Вольности Новгорода и Пскова были правами не городов, а земель и
феодального боярства. По этим же причинам русские города фактически не знали и
гильдейско-цеховой организации.
Феодалы
тоже не стали противовесом амбициям центральной власти. Русь не знала боярских
замков: частоколы боярских усадеб защищали от воровства и разбоя, а не от
неприятеля.
Русские
феодалы обороняли не свои села, а все княжество в целом, съезжаясь в княжеский
град. Отсюда — тесная связь феодалов со своими сюзеренами, их подчиненное,
«служебное» положение. Не менее существенным был состав мелких феодалов. Как
показал А. А. Зимин, значительная их часть происходила из мелких несвободных
княжеских слуг.
«Холопье
происхождение, собачья преданность самодержавию значительной части служилого
люда сыграли большую роль в том, что власть московского государя, опиравшегося
на них, приобрела явные черты деспотизма»,— отмечал исследователь.
Западноевропейский
вариант централизации отличался от русского: переход от вассалитета к
государственному подданству или подчинение всех одному сюзерену не через
иерархию, а напрямую, не лишал общества приобретенных свобод и привилегий; они
институализировались в сложнейшей борьбе, приобрели характер законных, четко
оговоренных вольностей.
|