Пятница, 27.08.2021, 06:07
История Московского княжества
в лицах и биографиях
Меню сайта

Каталог статей

Главная » Статьи » Сергий Радонежский ч. 2

ЕДИНОМЫСЛИЕ - 3
Все эти работы велись с благословения местного духовенства и его признанного главы — печерского архимандрита Дионисия. Они рассматривались как богоугодные. Примечательно, что в том же 1372 году в Нижнем Новгороде произошло чудесное знамение, которое можно было истолковать только как доброе предвестие: «У святого Спаса (то есть на соборной звоннице. — Н. Б.) колокол болшеи прозвонил сам о себе трижды» (20, 112). По средневековым представлениям звон церковного колокола отгонял дьявола, разносил благую весть о начале богослужения. Троекратный звон колокола напоминал о Троице. Зазвонивший «сам о себе», по воле Божьей, колокол как бы приветствовал, благословлял князей Константиновичей, обнаживших меч против «поганой» Орды.
В этой обстановке митрополит Алексей почел за лучшее восстановить суздальско-нижегородскую епархию. 19 февраля 1374 года в Москве был совершен обряд поставления в сан епископа печерского архимандрита Дионисия. Это был жест дружелюбия и доверия по отношению к братьям Константиновичам, союз с которыми из года в год становился все более важной частью московской политики.
Несомненно, митрополит тщательно подбирал кандидатуру нового владыки. Дионисий мог стать епископом лишь как единомышленник самого Алексея, сторонник его позиции в политических и церковных делах. Будущее подтвердило правильность выбора, сделанного митрополитом.
Прежде чем начинать борьбу с Ордой, два Дмитрия, московский и нижегородский, должны были тщательно подготовиться: привлечь на свою сторону колеблющихся, обезвредить явных врагов. Этой работе благоприятствовала и отмеченная летописями под 1373 годом новая вспышка «замятни» в Орде. Влияние ордынской дипломатии на Руси временно ослабло.
Рязанские князья, как и нижегородские, очень рано начали борьбу с отдельными татарскими отрядами, вторгавшимися ради грабежа в русские земли. В 1365 году Олег Рязанский и Владимир Пронский разгромили отряд ордынского «князя» Тагая. Сам он едва ушел «в мале дружине». Вскоре между рязанскими князьями вспыхнула распря. Олег был явно сильнее Владимира. Однако москвичи, действуя по отношению к более мелким русским князьям точно так же, как действовала Орда относительно их самих, стремились повсюду сохранять баланс сил и не давать одному из князей чрезмерно усилиться за счет подчинения других. В декабре 1371 года московское войско во главе с князем Дмитрием Михайловичем Боброк-Волынским — будущим героем Куликова поля — разгромило отряды князя Олега в битве под Скорнищевом. В Рязани был водворен Владимир Пронский. Через год Олег сумел вернуться в Рязань. Однако баланс сил был все же восстановлен. Отныне Рязанское княжество в целом шло в русле московской политики.
Сложнее обстояло дело с Тверью. Утратив надежду на поддержку со стороны Мамая, видя бессилие Ольгерда сокрушить Москву, Михаил Тверской потерял голову от сжигавшей его ненависти ко всем «супротивным». 31 мая 1372 года он подошел к Торжку — южному форпосту новгородских земель — и потребовал признать его власть, незадолго перед тем свергнутую горожанами. Однако новоторжцы вместе с находившимися в городе новгородскими боярами выступили против Михаила с оружием в руках. Кровопролитное сражение принесло победу Михаилу.
Во время битвы тверичи подожгли городской-посад. Поднявшийся ветер перебросил огонь на город. За несколько часов многолюдный, богатый Торжок превратился в пепелище, на котором бесчинствовали захмелевшие от крови тверские ратники. Летопись рисует жуткую картину разгрома Торжка.
«Князь же Михайло, събрав воя многы, прииде ратью к городу к Торжку и взя город и огнем пожже город весь, и бысть пагуба велика христианом, овы огнем погореша в дворе над животы, а друзии выбежаша в церковь в святыи Спас, и ту издахошася, и огнем изгореша много множество, инии же бежачи от огня в реце во Тверци истопоша, и добрыя жены и девица видящи над собою лупление от тверич, а они одираху до последней наготы, егоже погании не творят, како те от срамоты и беды в воде утопоша чернци и черници, и все до наготы излуплыие… На Тверь полона, мужа и жен, без числа поведоша множество, а и товара много поимаша, что ся остало от огня, иконной круты и серебра много поимаша. И кто, братие, о сем не плачется, кто ся остал живых видевыи, како они нужную и горькую смерть подъяша, и святыи церкви пожжени и город весь отъинудь пуст, еже ни от поганых не бывало таковаго зла Торжьку. И наметаша избьеных людей мертвых и изженых и утоплых 5 скуделниц (братских могил. — Н. Б.); а инии згорели без останка, а инии истопли без вести, а инии поплыли вниз по Тверци» (20, 113).
Такова была эпоха, в которую жил Сергий. Жестокость, вероломство, алчность переполняют страницы летописей. Но значит ли это, что труд радонежского игумена не принес плодов, что современники не испытали на себе возвышающего влияния его проповеди? Конечно, нет.
«Великий старец» — с его учениками и последователями — своим самоотречением во имя любви и единомыслия как бы задавал самый высокий нравственный тон. Он «тянул» общество вверх, тогда как груз эгоизма увлекал его в пучину ненависти. И линия жизни вырисовывалась уже как равнодействующая этих двух сил.
Голландский историк И. Хейзинга справедливо заметил: «Вообще говоря, всякое время оставляет после себя гораздо больше следов своих страданий, чем своего счастья. Бедствия — вот из чего творится история» (108, 33). Именно поэтому в «истории состоявшегося» менее всего можно увидеть результаты проповеди Сергия. Но если бы возможна была «история несостоявшегося» — как рассказ о тех злодеяниях, которые были остановлены человеческой совестью, — то именно в этой истории мы обнаружили бы немало следов деятельности радонежского игумена.
Как пережил Сергий все три «литовщины»? Был ли он в своем монастыре летом 1372 года, когда литовские и тверские отряды бесчинствовали в окрестностях Маковца? Коснулся ли его обители «великий голод», постигший Северо-Восточную Русь осенью 1371 года? Источники не дают ответа на все эти вопросы.
Радонежский игумен вновь появляется на страницах летописей лишь в 1374 году. Этот год был для него полон радостных и тревожных событий. Летом Сергий по приглашению князя Владимира Андреевича ходил в Серпухов для основания там нового монастыря.
Придя на Высокое, Сергий был поражен тем, как прямо на глазах село Серпуховское превращалось в большой, многолюдный город. Князь даровал податные и иные льготы всем приходящим сюда людям. На мысу у впадения в Нару речки Серпейки рос мощный дубовый кремль. Было очевидно, что новый город призван стать оплотом обороны южной границы Московского княжества.
Здесь, в Серпухове, игумен, должно быть, вспомнил слышанное им в Москве от митрополита: у князя Дмитрия началось «розмирие с татары и с Мамаем». Глядя на то, как споро идет строительство новой крепости, Сергий со смешанным чувством радости и тревоги понял: дело идет к большой войне со Степью, войне, от исхода которой будет зависеть судьба всей Руси.
Лето 1374 года принесло с собой не только тревожное предчувствие скорого нашествия «поганых», но и иные, уже сбывшиеся беды и несчастья. Везде стояла невыносимая жара. Рожь желтела, высыхала, не успев созреть. По всем церквам служили молебны о дожде, с крестами и иконами ходили вокруг иссохших полей. Однако небо по-прежнему дышало жаром, как жерло печи.
Засуха выжгла траву по лугам. От бескормицы начался падеж скота. А вслед за ним вновь, как и в страшные 60-е годы, начался «на люди мор велик по всей земле Русской» (17, 21).

 

Категория: Сергий Радонежский ч. 2 | Добавил: defaultNick (21.02.2012)
Просмотров: 3733 | Рейтинг: 5.0/10

Copyright historys.ru © 2021