Идея национального государства. Вместе с расширением дипломатической сцены
изменяется и программа внешней политики. Эта перемена тесно связана с одной
идеей, пробуждающейся в московском обществе около этого времени, – идеей
национального государства.
Эта идея требует тем большего внимания с нашей
стороны, чем реже приходится нам отмечать прямое участие идей в образовании
фактов нашей древней истории. Сознание или, скорее, чувство народного единства
Русской земли – не новый факт XV–XVI вв.: это дело Киевской Руси
XI–XII вв. В то время оно выражалось не столько в сознании характера и
исторического назначения народа, сколько в мысли о Русской земле как общем
отечестве. Трудно сказать, какое действие оказали на нее тревоги удельных
веков. Но она, несомненно, тлела в народе, питаемая церковными и другими
связями. Разрыв русской народности на две половины, юго-западную и
северо-восточную, удельное дробление последней, иноземное иго – эти
неблагоприятные условия едва ли могли содействовать прояснению мысли о народном
единстве, однако были способны пробудить или поддержать смутную потребность в
нем.
Я веду речь не об этой потребности, а об идее
национального государства, о стремлении к политическому единству на народной
основе. Эта идея возникает и усиленно разрабатывается, прежде всего, в
московской правительственной среде по мере того, как Великороссия объединялась
под московской властью.
Любопытно следить, в каком виде и с какою степенью
понимания дела проявлялась эта идея, которая не могла не оказать влияние на ход
жизни Московского княжества. Видно, во-первых, что она вырабатывается под
давлением изменявшихся внешних сношений московского великого князя. Потому
первой провозвестницей ее является московская дипломатия Иванова времени, и уже
отсюда, из государева дворца и кремлевской канцелярии, она проникает в
московское общество.
Прежде столкновения московских великих князей с их
русскими соседями затрагивали только местные интересы и чувства москвича,
тверича, рязанца, разъединявшие их друг с другом. Боролась Москва с Тверью,
Рязанью. Теперь борются Русь с Польшей, Швецией, немцами.
Прежние войны Москвы – усобицы русских князей; теперь
это борьба народов. Внешние отношения Москвы к иноплеменным соседям получают
одинаковое общее значение для всего великорусского народа. Они не разъединяли,
а сближали его местные части в сознании общих интересов и опасностей и поселяли
мысль, что Москва – общий сторожевой пост, откуда следят за этими интересами и
опасностями, одинаково близкими и для москвича, и для тверича, для всякого
русского.
Внешние дела Москвы усиленно вызывали мысль о
народности, о народном государстве. Эта мысль должна была положить свой
отпечаток и на общественное сознание московских князей. Они вели свои дела во
имя своего фамильного интереса.
Но равнодушие или молчаливое сочувствие, с каким
местные общества относились к московской уборке их удельных князей, открытое
содействие высшего духовенства, усилия Москвы в борьбе с поработителями народа
– все это придавало эгоистической работе московских собирателей земли характер
народного дела, патриотического подвига.
А совпадение их земельных стяжений с пределами
Великороссии, волей-неволей заставляло их слить свой династический интерес с
народным благом, выступить борцами за веру и народность. Вобрав в состав своей
удельной вотчины всю Великороссию и принужденный действовать во имя народного
интереса, московский государь стал заявлять требование, что все части Русской
земли должны войти в состав этой вотчины.
Объединявшаяся Великороссия рождала идею народного
государства, но не ставила ему пределов, которые в каждый данный момент были
случайностью, раздвигаясь с успехами московского оружия и с колонизационным
движением великорусского народа.
|