Утверждая свою власть внутри русской земли, великий
князь заводил первые дипломатические сношения с немецкой империей. Русская
земля, некогда известная Западной Европе в дотатарский период, мало-помалу
совершенно исчезла для нее и явилась как бы новооткрытою землею, наравне с
Ост-Индией. В Германии знали только, что за пределами Польши и Литвы есть
какая-то обширная земля, управляемая каким-то великим князем, который
находится, как думали, в зависимости от польского короля.
В 1486 году один знатный господин, кавалер Поппель,
приехал в Москву с целью узнать об этой загадочной для немцев стране. Но в
Москве не слишком любили, чтоб иноземцы наезжали туда узнавать о житье-бытье
русских людей и о силах государства. Несмотря на то, что Поппель привез грамоту
от императора Фридриха III, в которой Поппель рекомендовался как человек
честный, ему не доверяли и выпроводили от себя.
Через два года тот же Поппель явился уже послом от
императора и сына его римского короля Максимилиана. На этот раз его приняли
ласково, хотя все-таки не совсем доверчиво. Поппель облекал свое посольство
таинственностью, просил, чтобы великий князь слушал его наедине, и не мог
добиться этого. Иван Васильевич дал ему свидание не иначе, как в присутствии
своих бояр: князя Ивана Юрьевича Патрикеева, князя Данила Васильевича Холмского
и Якова Захарьича.
Поппель предлагал от имени императора и его сына
дружбу и родственный союз: отдать дочь московского государя за императорского
племянника маркграфа баденского. На это отвечал не сам государь, а от имени
государя дьяк Федор Курицын, что государь пошлет к цезарю своего посла.
Поппель еще раз просил дозволения сказать государю
несколько слов наедине и на этот раз добился только того, что государь отошел с
ним от тех бояр, которые до этих пор находились вместе с ним, однако все-таки
был не один на один с Поппелем, а приказал записывать своему посольскому дьяку
Курицыну то, что будет говорить иноземный посол.
Тайна, с которою тогда носился Поппель, заключалась в
следующем: «Мы слыхали, — говорил посол, — что великий князь посылал
к римскому папе просить себе королевского титула, а польский король посылал от
себя к папе большие дары и упрашивал папу, чтобы папа этого не делал и не давал
великому князю королевского титула. Но я скажу твоей милости, что папа в этом
деле власти не имеет; его власть над духовенством, а в светском имеет власть
возводить в короли, князья и рыцари только наш государь цезарь римский: так
если твоей милости угодно быть королем в своей земле, и тебе, и детям твоим, то
я буду верным служебником твоей милости у цезаря римского. Только прошу твою
милость молчать и ни одному человеку об этом не говорить, а иначе твоя милость
и себе вред сделаешь и меня погубишь. Если король польский об этом узнает, то
будет денно и нощно посылать к цезарю с дарами и просить, чтоб цезарь этого не
делал. Ляхи очень боятся, чтоб ты не стал королем на Руси; они думают, что
тогда вся русская земля, которая теперь находится под польским королем, от него
отступит».
Поппель рассчитывал на простоту московского государя и
очевидно пытался вкрасться в его доверенность, но ошибся, не понявши ни местных
обычаев и преданий, ни характера Ивана Васильевича. Великий князь похвалил его
за готовность служить ему, а насчет королевского титула дал такой ответ:
«Мы, — говорил он, — Божиею милостию государь на своей земле
изначала, от первых своих прародителей, и поставление имеем от Бога, как наши
прародители, так и мы, и просим Бога, чтоб и вперед дал Бог и нам и нашим детям
до века так быть, как мы теперь есть государи на своей земле, а поставления ни
от кого не хотели и теперь не хотим».
|