В ответ на этот набег Казимир IV двинул свои рати
против русских городов западного порубежья, и прежде всего против Можайска —
ключевого города на пути к Москве. Это произошло, когда Василий II находился
еще во Владимире. Возможно, начало похода литовцев приурочено
было к выступлению Василия II против Улу-Мухаммеда. Во главе литовского войска
поставлены были ковенский староста Волимунт Судивой, виленский воевода маршалк
Радзивилл Осикович, смоленский наместник Николай Немиров, полоцкий наместник
Андрей Сакович и др..
В Литву, конечно, поступали сообщения о том, что
князья Иван и Михаил Андреевичи и Василий Ярославич, боронившие русские рубежи
на западе, в то время находились со своими войсками в походе великого князя на
восток и что западная граница Северо-Восточной Руси была практически
беззащитна. По новгородским сведениям, литовская рать «5 городов взя, и плени
земли, много и повоева, и христьяньству погибель велика бысть».
Данные московских летописей уточняют эти сведения. Оказывается, против 7000
литовцев русские смогли выставить едва только 100 можаичей, 100 вереитинов и 60
серпуховичей и боровичан. Воеводой у воинов князя Василия Ярославича был некто
Жичев. Сопротивлялись они упорно. Так, под Козельском литовцы стояли целую
неделю. Но на реке Суходрови, притоке Угры, им удалось нанести поражение
малочисленным войскам русских, хотя литовцы и потеряли убитыми
200 человек.
Среди погибших русских воевод был суздальский князь
Андрей Васильевич Лугвица, служивший князю Ивану Андреевичу Можайскому. Возглавлявший войска князя Михаила Андреевича Иван Федорович
Судок Монастырев попал в плен. Затем он вернулся на Русь, служил Ивану
Андреевичу и позднее вместе с ним бежал в Литву.
Вместе со своим литовским союзником выступил в поход
великий князь тверской Борис Александрович. У него были свои счеты с
новгородцами. Зимой 1444/45 г. он захватил 50 новгородских волостей
(разграбил новоторжские и бежецкие волости). Взят был и город Торжок.
Удары судьбы в тот злополучный 1445 г. следовали
один за другим. Весной в Москве получено было известие о том, что Улу-Мухаммед
отпустил в поход на Русь своих сыновей Мамутяка и Якуба.
Одновременно Улу-Мухаммед и Мамутяк «послали в Черкасы по люди». К ним пришли
2000 казаков, которые взяли и разграбили Лух «без слова царева».
Очевидно, Василий II не придал большого значения
полученным известиям — опыт зимнего похода его успокоил, да и ордынского царя с
царевичами поблизости не было. Во всяком случае с выступлением великий князь не
спешил. Проведя Петров пост в столице (с 29 мая), он направился в Юрьев, где отпраздновал
Юрьев день (29 июня). Уже здесь тучи начали сгущаться. В Юрьев прибыли воеводы
Федор Долголдов и Юрий Драница — им пришлось оставить Новгород Нижний
(«Меньшой»). Они «град нощию зжегше и сами ночию избежавше, понеже бо
изнемогоша з голоду великаго».
По пути в Юрьев Василий II 17 июля 1445 г.
заключил докончанис с Иваном и Михаилом Андреевичами. В нем
князья подтвердили, что считают себя «молодшими» братьями Василия II. Тот в
свою очередь признал незыблемость владений, полученных ими в наследие от их
отца. Договор подтверждал пожалование князя Ивана Козельском и Лисином, но о
Верее и Ярославце (вотчине Михаила) молчал. Пожалование князю Ивану, конечно,
влекло за собой обязанность защищать западные границы Московского великого
княжества, которые подверглись недавно опустошительному набегу (пострадали
тогда и окрестности Козельска).
Поход был организован плохо. Князья Иван и Михаил
Андреевичи и Василий Ярославич пришли «с малыми людьми» — очевидно, им пришлось
оставить силы на западных рубежах страны, ибо набег литовцев мог повториться.
Дмитрий Шемяка не явился вовсе.
6 июля 1445 г. русские войска вышли к реке
Каменке и остановились у Спасо-Евфимьева монастыря, в непосредственной близости
от Суздаля. Насчитывало это войско «яко не с тысячю» человек.
Шедший на соединение с Василием II татарский царевич Бердедат (наверное, с
западных рубежей страны) в ночь перед решающей битвой достиг только Юрьева
Польского. «Всполох» поднялся в тот же день. Войска «вскладаше на себя доспехи
своя и, знамена подняв, выступиша в поле». Тревога, впрочем, оказалась ложной.
Воеводы с великим князем вернулись «в станы своя», и Василий II «ужинал у себя
со всею братиею и з боляры и пиша долго ночи».
|