Огромное место в системе торговых сношений того
времени занимал и путь из Поволжья и русских княжеств через Крым и Трапезунд. В
Трапезунд приходили не только меха, лен, рабы, но и русский хлеб, в котором так
нуждался этот большой, укрепленный портовый город. Как и прежде, т. е. в
X в., через Трапезунд торговля шла на Хамадан, Тебриз и другие места.
Позволяю себе привести два рассказа об этой торговле, один — арабского историка
первой половины XIII в., другой — известного монаха минорита
(францисканца) В. Рубрука, проехавшего через Крым в 1253 г. по дороге
в Монголию. Слова первого из них относятся еще к половецкому времени, а второго
— так близки домонгольской эпохе, что они целиком могут охарактеризовать
половецкие порядки. По поводу похода Джебе и Субэдея (1223) Ибн-ал-Асир пишет:
"Прибыли они к городу Судаку; это город кыпчаков (половцев, — А. Я.),
из которого они получают свои товары, потому что он лежит на берегу Хазарского
моря и к нему пристают корабли с одеждами;. последние продаются, а на них
покупаются девушки и невольники, буртасские меха, бобры, белки и другие
предметы, находящиеся на земле их". Спустя тридцать лет
через Судак: проехал В. Рубрук. "Солдая [Судак], который обращен к Синоплю
наискось, и туда пристают все купцы, как едущие из Турции и желающие
направиться в северные страны, так и едущие обратно из Руси и северных стран и
желающие переправиться в Турцию. Одни привозят горностаев, белок и другие
драгоценные меха; другие привозят ткани из хлопчатой бумаги, бумазею
(gumbasio), шелковые ткани и душистые коренья". Торговля
эта была главным образом в руках мало-азийских купцов, по происхождению как
турок, так арабов; и персон. Не малую роль, как мы уже видели, играли в этой
торгонло и аланские купцы. Рассмотренная нами торговля He-могла не влиять
благотворно на экономическое благосостояние половецких ханов с их
административным аппаратом и на полоноцких бегов, которые занимали в нем высшие
должности. По половцы создали эту торговлю. Интенсивная торго-вая жизнь Крыма,
Булгара, Итиля, а потом Саксина досталась. половцам по наследству от
предшествующей эпохи. Не подлежит сомнению, что политическая власть, которую
они держали над Крымом с его торговыми городами и Нижним Поволжьем, приносила
половцам немало выгод. Живя в условиях кочевого общества, половецкие ханы не
достигли еще того уровня, на котором в XIII и особенно в XIV в. находились
монголы, обладавшие почти централизованным аппаратом власти как в
Золотоордынском, так и в Хулагидском государствах.
Хотя Ибн-ал-Асир и говорит про Судак начала
XIII в., что "это город кыпчаков", однако слова его надо
понимать не в том смысле, что большинство населения здесь были половцы.
Говоря так, он только хотел сказать, что в Судаке
сидели половецкие чиновники, которые следили за правильным поступлением дани в
казну половецких ханов. Едва ли будет ошибкой высказать предположение, что те
чиновники, которые при монголах носили название "даруга" и основной
функцией которых было наблюдение за правильным поступлением даней (в покоренных
областях) и повинностей (внутри собственного государства), а также и общее
управление той или иной областью, уже были при половцах и носили, быть может,
турецкое имя "баскаков". Последний термин еще недостаточно изучен.
Турецкое слово "баскак" в монгольском государстве могло появиться в
определенном административно-техническом смысле лишь при условии, если оно было
взято с этим или приблизительно с этим смыслом из самой жизни. Дани в половецком
государстве занимали огромное место, ибо поступали они не только от ряда
крымских городов, но и богатого Булгара, а также Нижнего Поволжья. Если мы даже
не имеем уверенности относительно употребления в половецкий период термина
"баскак", то что же, собственно говоря, сказать о самой системе административного
устройства половецкого "государства"? Да и самое слово "государство", —
можно ли его применять к половцам и половецким племенным объединениям в том
смысле, который оно имело у монголов XIII и XIV вв.?
Таковы наши представления о взаимоотношениях половцев
с их более культурными соседями — русскими феодальными княжествами, крымскими
городами и Булгарским княжеством. Однако в последней по времени работе о
половцах акад. В. А. Гордлевского под заглавием "Что такое "босый
волк"?", работе, насыщенной фактическим материалом и
интересными мыслями по частным вопросам, имеются суждения общеисторического
характера, которые, по нашему мнению, неверно передают картину отношений между
русскими и половцами.
Автор, вопреки традиционным и правильным взглядам
русской историографии на эти отношения, рисует картину мирного соседства,
дружественных сношений и взаимной пользы. Взгляд русских источников на зло и
бедствия, которые причиняли кочевники половцы русским землям, В. А. Гордлевский
считает "официальным и навеянным церковью представлением"."Для церкви половцы часто враги, которые, — пишет
он, — и губят землю русскую и проливают христианскую кровь
беспрестанно" — повторяются затверженные слова. Когда же князья узнают их
ближе — половцы превращаются в сватов".
Едва ли историки СССР и в частности историки,
изучающие дореволюционную Россию, смогут согласиться с этим взглядом. Нельзя
согласиться со словами автора, что "на представлениях трех поколений
раскрывается растущая тяга к кочевникам". В летописных
рассказах о причиняемых половецкими набегами бедствиях отражено не официальное
представление русской церкви, а подлинные страдания русских крестьян и
городского населения, которые во время набегов теряли родных, кров и накопленное
трудом добро. Историкам хорошо известно, что в средние века кочевники чаще
обрушиваются на земледельческие области губительными войнами, чем ведут с ними
выгодные торговые сношения.
К сожалению, в источниках чрезвычайно мало сведений,
которые дали бы возможность построить, хотя бы в самых общих чертах, картину
общественно-политического строя Дешт-и-Кыпчак. На данном этапе наших знаний мы
только можем сказать, что половцы, как хазары и гузы X в., не говоря о
"черных клобуках" и "печенегах" XI в., жили уже в
системе перехода к ранним стадиям феодального общества. Уже тот факт, что среди
гузских бегов были такие богачи, которые владели ста тысячами голов крупного и
мелкого рогатого скота, подчеркивает наличность крупной частной
собственности на скот, что, при условии ведения кочевниками (непосредственными
производителями) собственного хозяйства и внеэкономического принуждения со
стороны бега, который распоряжается пастбищами, создает в степи примитивные
формы феодальной эксплуатации в обстановке патриархального быта неизжитых
родо-племенных отношений.
К сожалению, от описания последних внутри половецкого
общества, ввиду отсутствия фактического материала на данном этапе наших знаний,
придется отказаться. Недостаток этот в известной мере может быть компенсирован
теми сведениями об общественном строе монголов в конце XII и начале
XIII в., которые оставили нам источники. Компенсация эта тем более
существенна, что монгольское общество по своему культурному развитию в ту эпоху
стояло почти на одном уровне с кыпчаками или половцами.
Несколько больше данных имеется для того, чтобы судить
о духовной жизни половцев XI–XIII вв., особенно в области погребального
культа. У В. Рубрука, который, как известно, отличался чрезвычайно
наблюдательным умом, есть классическое описание половецких могил: "Команы
(половцы, — А. Я.), — пишет он, — насыпают большой холм над
усопшим и воздвигают ему статую, обращенную лицом к восходу и держащую у себя в
руках перед пупком чашу. Они строят также для богачей пирамиды, т. е.
остроконечные домики, и кое-где я видел большие башни из кирпичей, кое-где
каменные дома, хотя камней там и не находится. Я видел одного недавно умершего,
около которого они повесили на высоких жердях шестнадцать шкур лошадей, по
четыре с каждой стороны мира, и они поставили перед ним для питья кумыс, для
еды мясо, хотя и говорили про него, что он был окрещен. Я видел другие
погребения в направлении к востоку, именно большие площади,
вымощенные камнями, одни круглые, другие четырехугольные, и затем четыре
длинные камня, воздвигнутые с четырех сторон мира по сю сторону площади.
Когда кто-нибудь занедужат, он ложится в постель и
ставит знак над своим домом, что там есть недужный и чтобы никто не входил.
Отсюда никто не посещает недужного, кроме прислуживающего ему. Когда также
занедужит кто-нибудь принадлежащий к великим дворам, то далеко вокруг двора
ставят сторожей, которые не позволят никому переступить за эти пределы. Именно,
они опасаются, чтобы со входящими не явился злой дух или ветер. Самих гадателей
они называют как бы своими жрецами". Последние строки дают
прямое указание, что господствующей религией у половцев был шаманизм. Н. Рубрук
упоминает в начале о каменных статуях. Такие статуи известны археологам не
только как принадлежность богатых кочевнических могил XI–XIII вв. в половецких
степях, по и в Средней Азии, особенно в Казахстане, где многие из них относятся
к более раннему времени. Статуи эти, или, кик их иначе называют, "каменные
бабы" (употреблен термин "балбал"), были не
портретами умерших и похороненных в могильниках людей, а изображениями убитых
ими врагов.
|